Владимир Салмин: Кто командует нашим телом? Душа

Хотя и хороший совет давал Окуджава: «Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, в случайный», большинство все же не в троллейбус садится, а набирает телефон доверия экстренной психологической помощи. И в какой бы час ни позвонили, в телефонной трубке возникнет все понимающий голос. Чаще женский, иногда мужской. «Рассказывайте». И начинается беседа, которая может длиться и час, и два, и три…

– Основная функция телефона доверия – предотвращение суицидов, – пояснил заведующий отделением Иркутского городского центра медико-социальной психологической и психотерапевтической помощи населению Владимир Салмин. – Но, как показывает статистика, на них приходится всего лишь один процент звонков.

– Человек уже с петлей на шее и все же ищет пути выхода из нее?

– Тот, кто четко настроился поквитаться с жизнью, сформировал это в своем сознании – он звонить никуда не будет. А если сомневается, колеблется, как бы подспудно ждет спора и потому хватается за трубку в поисках оппонента – это наши люди. Врач должен моментально отреагировать на экстренную ситуацию, взять инициативу в свои руки и так повести разговор, чтобы мысль о петле рассеялась как дурной сон. Для этого есть много способов.  

– Взывание к разуму?

– И к разуму в том числе. А можно к чувствам. Например, вызвать агрессию на себя. Месяца два назад был у меня случай в мое дежурство. А дежурим мы, между прочим, по двенадцать часов. И все двенадцать – безотлучно у телефона. Устаешь чертовски. Так вот, ближе к пяти утра раздается звонок. А должен заметить, все суицидные звонки обычно под утро, после двух-трех часов. Самое тяжелое время. Город спит, человек остается один на один со своими мыслями. Беру трубку, голос мужской, не старше тридцати лет. И сразу: хочу повеситься.

– Что, прямо так, хочу повеситься?

– Именно так, открытым текстом. Я отвечаю: ну и вешайтесь, зачем звоните, если собрались. Он опешил: вы кто? Врач. А вы разве клятву Гиппократа не давали? Давал. Вы же не должны вредить человеку. Я говорю: конечно, не должен, но я же вас в петлю не загоняю, это же ваше решение.

– Да, неожиданный ход. И как он прореагировал на вашу «антигиппократовскую» позицию?

– Сказал: я буду на вас жаловаться. Это уже маленькая победа. Если человек собирается жаловаться, то самоубийство как минимум откладывается. Проговорили мы с ним, наверное, час. В конце он говорит: доктор, огромное спасибо, если бы я не позвонил вам, и вы так бы не заговорили со мной, я бы точно наложил на себя руки. А сейчас я этого делать не буду, скажите, где работаете, я хочу лично на вас посмотреть и поблагодарить.

– Встретились?

– И не один раз. Необходимо было расставить точки взаимодействия, выработать линию поведения. Там были проблемы с женой. Человек выпил, расковырял себе раны… Ну и пошел вразнос. Если в душе непорядок, лучше довериться специалисту, чем самому вариться в собственном соку.

– Какие чаще всего проблемы мучают ваших собеседников?

– Если поднять статистику за прошлый год, то больше всего семейные. В первую очередь это волнует женщин, они, надо сказать, к нам и чаще обращаются. На втором месте – социальная адаптация. Проблемы со здоровьем вышибают людей из колеи, любовные драмы… Большой процент резонерства. Ну, это когда человеку захотелось поразглагольствовать на какую-нибудь тему: поругать правительство, дать ценный совет президенту… Выпил, ну и потянуло на разговоры. И еще грозит, что будет жаловаться, если врач положит трубку.

– Одни звонят, другие сами идут на прием в вашу службу. Скажите, переход от социалистической идеи к капиталистической практике здорово расшатал нервишки нашему народу?

– Есть такое выражение: дай Бог нам не жить в эпоху перемен. Любая социальная реформа, которая происходит в обществе и затрагивающая огромное количество населения, конечно, сказывается на психологическом климате. Уровень эмоционального напряжения значительно вырос. Особенно у старшего поколения. Идет сравнение: прошлой стабильности, равенства и нынешнего мощного социального и материального расслоения. Раньше человек входил в пенсионный возраст, как в тихую гавань, ему гарантировался высокий уровень обеспеченности, а сейчас еще задолго до пенсии он уже испытывает стресс: как он будет жить на скромное пособие. Включает телевизор, а оттуда: тепло дорожает, электричество дорожает, квартплата тоже на месте не стоит… Где спрятаться? Социальная нестабильность более всего повышает невротизацию населения. 

– И только у богатых, наверное, нет неврозов?

– Богатые – тоже люди, у них свои проблемы. Мы знаем достаточно предпринимателей, которые, теряя бизнес, впадают в депрессию, начинают стреляться, вешаться… Для них это шок: вчера еще был богат, а сегодня все в прах развеялось. Нашим пациентом недавно стал мужчина средних лет, где-то около сорока, у которого порушились все планы. Бизнес, нормальный, хороший бизнес, не принес ему тех дивидендов, на которые он рассчитывал. Я думал, рассказывал он, поработаю еще лет пять, накоплю приличный капитал, уйду от дел и буду жить в свое удовольствие. А прибыли, на которую он надеялся, не получилось.

– То есть не разорился, а просто не сорвал сверхдоходов?

– Совершенно верно. Шальные деньги испортили россиян. Помните 90-е годы, когда на один вложенный рубль можно было получить и 20, и 30 рублей… Вот эти критерии живы и по сей день. Я пытаюсь доказать, что во всем цивилизованном мире, если бизнесмен получает пятипроцентную прибыль, это считается нормальным, а он мне гнет свое: в России не так, хочется много и сразу. Менталитет уже такой сложился: обмануть, кинуть и по-быстрому сколотить состояньице. Россия – это такое государство, где люди будут еще долго перестраивать свою психологию.

– А обращаются к вам те богатые, которых совесть замучила: мол, я-то хапнул, а народ бедствует?

– Что-то я не припомню таких мук совести (смеется). Напротив, заметил одну вещь: чем человек состоятельней, тем он труднее расстается со своими деньгами. Как-то на прием приходит мужчина и просит излечить его от алкогольной зависимости. Слишком накладно, жалуется, обходятся мне мои пьянки. Недавно закутил и спустил за несколько дней 300 тысяч рублей. Когда гуляю, то мне денег не жалко, а как протрезвею да посчитаю убыток – хоть волком вой. Можете помочь? Можем, говорим, есть специальные методики, только лечение платное. А сколько стоит: спрашивает. Столько-то. Называем сумму, которая несопоставима с его пьяными тратами. Ой, дорого, я подумаю. До сих пор думает.

– Ваша служба работает с 1998 года. Что послужило толчком для ее создания?

– Падение «Руслана» на жилые дома во втором Иркутске. Потребовалась оказание экстренной психологической и психотерапевтической помощи населению. Душа и тело очень крепко связаны. Если во время не излечить стресс, он может наделать немало бед в организме. Стресс, можно сказать, пусковой крючок многих заболеваний. Таких, например, как гипертония, язва желудка, сахарный диабет … Нам часто звонят врачи из поликлиник, просят проконсультировать своих больных, подозревая, что истоки их болезней кроятся в психической сфере.

– А можно каким-то образом повысить устойчивость к стрессам?

– Можно. Существуют специальные тренинги для сотрудников МВД, МЧС, которым по роду службы приходится сталкиваться с различного рода техногенными катастрофами, убийствами и прочими зрелищами не для слабонервных людей. Но мы можем помочь поднять стрессоустойчивость и обычному человеку. Мы его исследуем, определяем тип личности, каковы его особенности и насколько велик его ресурсный потенциал. Формируется группа, и психолог начинает с ними работать. 7–10 занятий, и люди, можно сказать, обретают дополнительную защитную оболочку. 

– Которую, как говорится, ничем не прошибешь? Даже если самолет рухнет рядом?

– Речь идет не об экстремальных ситуациях, а о повседневной жизни, в которой психологические стрессы нас поджидают на каждом шагу. Мы помогаем выработать иммунитет, чтобы не заводиться от семейных неурядиц, конфликтов на работе, чужого хамства и грубости…

– Обращаются к вам с какими-то необычными просьбами, исправить, например, дефект характера?

– Обращаются. Полностью характер переделать, конечно, невозможно, но кое-то поправить – да. Избавиться, к примеру, от излишней застенчивости. С помощью определенных приемов обучаем общению в обществе. Зачастую робость, закрепощенность – плоды воспитания. Когда ребенка постоянно одергивают: то нельзя, это нельзя… И вырастает забитый, загнанный человечек, не верящий в свои силы. У меня был пациент, который сорок лет носил в себе следы такого, с позволения сказать, родительского диктата. Мы по каплям выжимали его проклятое наследие, все его комплексы, пока он не обрел уверенность в своих силах. И горько сожалел, что не обратился к нам раньше.

– А если это врожденное?

– Необучаемых людей не бывает. Даже если человек страдает аутизмом, замкнут в своей внутренней жизни и отстранен от внешнего мира, все равно мы даем ему шанс обрести определенные коммуникативные навыки. Конечно, душой компании он не станет, но перестанет прятаться в свою раковину.

– Как я заметил, к вам за помощью обращаются не только взрослые, но и дети.

– Родительские разборки в первую очередь отражаются на детях. В последние годы, наверное, оттого, что жизнь усложнилась, домашние конфликты становятся все чаще. А уж когда дело доходит до развода, имущественных тяжб, то покой в детской душе разбивается напрочь, закладывая прочную основу для неврозов. Этому же способствуют сложности взаимоотношений со сверстниками на улице, в школе. Общество стало более агрессивным, оно все больше ориентируется на право сильного, делая слабого изгоем. У нас четыре психолога работают с детьми, а потребность значительно больше.

– А вообще с годами очередь к вам растет или сокращается?

– Трудно судить. Первые годы пациентов в центре было немного – плохо знали. А сейчас мы ограничены штатной численностью. Больше, чем я могу принять, я не приму. Почему на Западе много специалистов психологического профиля? Да потому что там, как я уже говорил, понимают – именно психика командует бренным телом, с нее и надо начинать.