16.01.2015 07:15
Рубрики
Мнение
Теги
16.01.2015 07:15

Машина времени Валерия Хайрюзова

Говорят, талантливый человек талантлив во всем. В полной мере это относится к герою материала – писателю Валерию Хайрюзову, который наделен неиссякаемым стремлением к самосовершенствованию. Наверное, поэтому в жизни ему удалось стать и летчиком, и кинематографистом, и написать замечательные книги, и даже заняться живописью. Рассказывая о его творчестве, хочется вспомнить еще одну истину о том, что произведения всегда похожи на своего автора, что в данном случае, несомненно, к лучшему. Ведь будучи в жизни человеком глубоким и позитивным, Валерий Хайрюзов в каждом своем произведении стремится сделать мир вокруг себя чуточку лучше.

В прошлом году известному иркутскому писателю исполнилось 70 лет, и это стало поводом, чтобы подвести некоторые промежуточные итоги его творчества.

– Валерий Николаевич, сейчас иркутский ТЮЗ ставит вашу пьесу «Святитель Иннокентий». Скоро ли мы увидим ее сценическое воплощение?

– Думаю, скоро, ведь я уже подписал договор с театром, и режиссер Виктор Токарев приступил к работе над спектаклем. У этого произведения непростая сценическая судьба, ведь пьеса была написана много лет назад, но так и не поставлена. И работа над напоминает мне начало моего писательского пути.

– Интересно чем?

– Помню, когда я написал свою первую повесть, то переписывал ее 11 раз. Когда показывал текст иркутским коллегам, то каждый из них вносил какие-то замечания, а я прислушивался к ним. И это очень помогло, ведь тогда шел активный процесс моего творческого становления. А после публичного обсуждения повести мне порекомендовали получить классическое образование, что я и сделал, поступив в Иркутский госуниверситет.

«Иннокентий» – первое серьезное драматургическое произведение, которое я тоже переделывал много раз.

– А как же «Сербская девойка», которую поставил Иркутский театр народной драмы?

– Технически «Сербская девойка» это пьеса, написанная по моему рассказу, и большой вклад в ее театрализацию внес режиссер и руководитель театра Михаил Коренев. Потом я написал вторую пьесу – «Дикий бамбук», и хотя она не имела театрального продолжения, работая над ней, я тоже многому научился.

– Почему вас вообще потянуло в театр?

– Написать пьесу по моему рассказу мне предложил сербский писатель Зоран Костич, сказал, что здорово было бы увидеть эту историю на сцене. Я это сделал, и когда спектакль поставили, то понял, насколько мощным по силе воздействия на людей является театральное искусство. Когда видишь на сцене свое произведение и слышишь из уст артистов те слова, которые ты написал, то режиссерский замысел, декорации, обаяние персонажей – все вместе производит огромный эффект. Это как разговор тэт-а-тэт. Если спектакль удался, то возникает единение между артистами, режиссером, автором и зрительным залом. А когда ты просто читаешь прозу, то нужно вообразить себе то, что там написано. Но читателю часто сложно представить то, что ему не знакомо, и многое в его восприятии зависит от начитанности, опыта и так далее. Кроме того, когда я начал писать картины, то понял, что чувства и образы можно выражать не только словом, но и красками. Тогда я осознал, почему многие талантливые писатели хотели быть поставленными в театре. Поскольку это искусство сродни волшебству.

– Вы ведь еще занимаетесь живописью!

– У меня даже проходят выставки в Москве. Я пишу пейзажи, а своим учителем с гордостью могу назвать прекрасного иркутского живописца Владимира Кузьмина, и в каждый свой приезд в Иркутск бегу к нему в мастерскую. Мы познакомились с ним давно, когда он в 1987 году писал мой портрет. Сейчас эта работа находится в музее истории Иркутска.

– Как и почему вы начали рисовать?

– Я рисовал всю жизнь. Когда был маленьким, рисовал углем на печке. Мама забелит, я снова что-нибудь нарисую. Потом, когда мне было года четыре, мой дядя привез мне подарок, который я помню до сих пор – альбом и цветные карандаши «Спартак». В школе я ходил в изостудию, а когда поступил в летное училище, то в разных городах покупал краски и кисти, но рисовать времени почти не было – я позволял себе это только на отдыхе. А лет семь назад захотелось кому-нибудь подарить свою картину, я снова взял в руки кисть, написал пейзаж, и он мне неожиданно понравился. Тогда я решил наконец-то всерьез заняться живописью, и могу сказать, что в последние годы сильно продвинулся, мой учитель меня хвалит.

– Недавно вам исполнилось 70, что вы чувствуете по этому поводу?

– Несколько месяцев назад мне вдруг захотелось перечитал повесть иркутского писателя Геннадия Машкина «Синее небо, белый пароход». Может быть, потому что он был тем человеком, который по-настоящему поддержал меня во время моего становления как писателя.

70 лет – это значительная часть жизни. Во многом меня согревает радость творчества. С возрастом я приобрел главное – умение радоваться простым вещам: новым знакомствам, улыбке ребенка, радостям человеческого общения, хорошей погоде, красоте окружающего мира и неожиданным встречам.

– А такие часто случаются?

– Бывает. Например, недавно мы с делегацией московского землячества «Байкал» возвращались из поездки в Усолье-Сибирское, председатель землячества сибиряков в Крыму Олег Лобов, уроженец этого города, уговорил зайти нас в церковь в Тельме. Хотя было уже поздно, церковь закрылась, мы увидели священника, который занимался хозяйственными делами, представились ему и попросились внутрь. Он открыл храм, и я, как и мои спутники, был просто потрясен красотой внутреннего убранства, а я ведь немало церквей повидал в России. Мы разговорились с отцом Сергием, и оказалось, что ко всем прочим радостям – мы еще и двоюродные братья. Поэтому теперь в каждый свой приезд в Иркутск я обязательно буду ездить еще и в Тельму.

Вообще я стараюсь каждый год бывать в родном городе. В прошлый мой приезд была золотая осень, синее небо над головой, я шел по улицам и был счастлив.

– Кстати, почему вы изначально стали летчиком, а не художником?

– В детстве, когда я видел самолет, мне всегда хотелось подняться над землей вместе с ним. И когда я стал летчиком, то чувствовал счастье от каждого мгновения, которое проводил в воздухе. Потом это стало моей работой, и я начал воспринимать самолет как станок, который очень быстро переносит нас из одного места в другое. В подробностях мой первый полет я описал в своем рассказе «Капитан летающего сарая». И в этом, кстати, тоже настоящее чудо творчества – того мира уже нет, а ты взял ручку и воскресил его на бумаге, словно в машину времени сел. Поэтому, наверное, живопись и литература никогда не станут для меня рутиной.