Анатолий Обухов: Приняв решение, я уже не отступаю

Назначенная встреча с депутатом Законодательного Собрания Анатолием Обуховым сорвалась. Он позвонил и сообщил, что срочно выезжает с группой депутатов в зону затопления и вернется только через три дня. Естественно, наш разговор по его возвращении начался с обсуждения итогов рабочей поездки.

Я бредил небом. Еще до армии, а потом и после занимался в Иркутском авиационном центре ДОСААФ. Не только научился прыгать с парашютом, но и получил свидетельство летчика-спортсмена.

– Нам с моими коллегами по фракции КПРФ Романом Габовым, Светланой Шевченко и Андреем Масловым было поручено проконтролировать ход восстановительных работ в Нижнеудинске. Мы уже были там вскоре после паводка, и целью нынешней поездки была проверка тех болевых точек, которые отметили в первый раз. Особенно нас интересовал ход ремонта подтопленных школ. Успеют ли их запустить к 1 сентября, до которого уже рукой подать?

– Успеют?

– В Нижнеудинске – безусловно. Хотя там школа большая, на 1200 учащихся, но работы идут в авральном режиме. Подвал почти осушен. И, что интересно, местные жители не сидели и не ждали, когда им придут на помощь. Взяли инициативу в свои руки. В роли подрядчика выступил местный предприниматель. Быстро сколотил бригаду из сорока человек. Нынче с работой в Нижнеудинске туго, так что люди охотно откликнулись на его призыв. Оказались мастерами на все руки. Белят, красят, кладут плитку, меняют проводку. Работают не просто быстро, а, я бы сказал, с азартом. Приятно, когда у людей такой подъем. Такой же подъем мы наблюдали еще в первый свой приезд на водозаборе. Он же ведь был полностью затоплен. Работники дневали и ночевали, чтобы в сжатые сроки его запустить и подать в дома питьевую воду. Честь и хвала таким людям.

– А как обстоят дела в районе?

– Хуже. Особенно беспокоит поселок Шумский. Там в трехэтажной школе был затоплен только первый этаж. Казалось бы, нужно сосредоточить все силы на его восстановление, но подрядчик почему-то занялся ремонтом и двух верхних этажей. Там сняты полы. На первом этаже вода разрушила кирпичные перегородки между классами, они были поставлены на землю, грунт подмыло, и они просели. Только 7 августа были поданы документы на экспертизу. Когда придет заключение, неизвестно.

– Говорили о нехватке насосов для откачки воды и тепловых пушек. Сейчас их хватает?

– По всей видимости, да. К нам жалоб или просьб не поступало.

– Ваша партия выступает как защитница интересов народа, но вот на последней сессии Законодательного Собрания вас обвинили в попрании этих интересов, когда фракция КПРФ проголосовала против инициатив депутатов по введению налоговых и прочих льгот для населения, попавшего в зону затопления. Чем было продиктовано ваше решение?

– Здравым смыслом. У губернатора уже был готов указ, в котором были расписаны все мероприятия, он более реален, взвешен, жизнеспособен. И мы голосовали за этот указ. Не забывайте, от паводка пострадало 43 тысячи человек. Громадная цифра. Областное правительство, которое мы поддерживаем, приложило все силы, чтобы наладить нормальную жизнь в затопленных районах. В сжатые сроки была подана вода в дома, налажено водоотведение. И даже вторая волна паводка не прервала восстановительных работ. Невольно вспоминаешь советские времена, когда на Ие и Уде была сеть гидрологических постов, своевременно сообщающих о подъеме воды, а в Усолье размещался полк гражданской обороны, оснащенный тяжелой техникой, которой нет у МЧС. Были даже плавающие гусеничные транспортеры, способные перевозить автобусы с людьми. Имея под рукой такую технику, наверное, быстрее бы удалось справиться с этим небывалым стихийным бедствием.

– Вы по зову сердца вступили в партию или какие-то другие обстоятельства определили выбор?

– Шел я в партию не из карьерных соображений, не в поисках выгоды, а исключительно из желания вернуть в нашу страну утерянную справедливость. Ради этого я готов мокнуть под дождем на митингах, доказывать свою правоту, отвечать на провокационные вопросы и наживать врагов.

– Чем продиктован ваш выбор комитета по законодательству о государственном строительстве и местном самоуправлении в областном парламенте?

– Моей профессией. Я правовед, и мне близок круг вопросов, которыми занимается этот комитет. По такому же принципу я выбрал и комиссию по контрольной деятельности. Там, я считаю, в большей степени пригодятся мои знания и жизненный опыт. Правоведение я выбрал осознанно, стремясь помогать людям. Но став дипломированным юристом, понял, что не все зависит от тебя. Ты действуешь в рамках закона, а законы пишут другие люди. И не всегда удачно. Значит, надо повлиять на законодательство. Хотя бы на местном уровне. Чтобы принимаемые законы не ущемляли права простого гражданина.

– В 25 лет вы были награждены орденом Мужества. Как это произошло и где?

– Во вторую Чеченскую кампанию. Я был тогда сотрудником ОМОНа и попал в сводный отряд, направленный в Чечню на три месяца. Выехали мы в марте, а в мае заканчивался срок нашей командировки. И вот буквально за несколько дней до отъезда мы попали в засаду. Помню, день был мрачный, тучи буквально волочились по земле, когда мы сдали дежурство на 40-м блокпосту, погрузились в машину и поехали в лагерь. Уже въехали в Грозный, когда нас накрыл буквально шквал огня.

– А как оказались боевики в Грозном?

– Очень просто. Первого мая Грозный был объявлен открытым городом. Вместе с мирными жителями в него вернулись и боевики. По слухам, это были люди полевого командира Арби Бараева. В городе у них были схроны с оружием. Действовали они очень грамотно. Место для засады выбрано было очень удачно. Дорога шла мимо огромного многоэтажного корпуса радиозавода, обнесенного бетонной оградой, а потом поднималась на виадук. Вот на этом виадуке мы стали для боевиков удобной мишенью. Одна группа стреляла по правому борту со стороны радиозавода, а вторая сзади. И стреляли они очень прицельно. У нас сразу четверых убило, остальные были ранены. Водитель был смертельно ранен, но до последнего выводил машину из-под огня. Я один лишь смог отстреливаться. Видел пять фигур боевиков в пятнистой полевой форме, которые, отстрелявшись нам вдогонку, убежали в густые заросли деревьев и кустарника, окружавшие здание радиозавода.

– Вы один получили орден?

– Нет, все, кто остался в живых. Я вообще-то к наградам равнодушен. Для меня большим подвигом стало то, что, вернувшись, я сумел за месяц сдать все экзамены и зачеты за четвертый курс юрфака, на котором заочно учился.

– О вас говорят как о человеке с твердым характером, умеющем преодолевать все трудности на своем пути. Но было в жизни такое препятствие, которое вы не сумели одолеть?

– Было. Я не смог поступить в знаменитое Качинское военное авиационное училище, которое в свое время окончил сын Сталина и сыновья Микояна. Я ведь бредил небом. Еще до армии, а потом и после занимался в Иркутском авиационном центре ДОСААФ. Не только научился прыгать с парашютом, но получил свидетельство летчика-спортсмена. Летали мы на Як-52. Это один из лучших в мире спортивных самолетов. Разработанный в КБ Яковлева, он строился в Румынии. И до сих пор там серийно выпускается. А в США соревнования по высшему пилотажу проходят исключительно на Як-52.

– И вы тоже овладели высшим пилотажем?

– Крутил бочки, полубочки, петлю Нестерова, перевернутый штопор… Весь обязательный комплекс фигур.

– Как же получилось, что, имея такой летный опыт, вы не поступили в авиационное училище?

– Медкомиссия была не на моей стороне. Оказался слишком высоким. Рост сидящего в катапультном кресле не должен превышать 93 сантиметра. А у меня оказалось 96. Кресло было сделано явно не под меня (смеется). В спортивной авиации, к счастью, такого ограничения нет, и я мог спокойно летать.

– И до сих пор летаете?

– Последний раз поднялся в воздух в 2016 году. ДОСААФ плохо вписывается в рыночные условия. Самолетный спорт стал очень дорогим. Летный час стоит 16 тысяч рублей. А спортсмен для подготовки к соревнованиям должен отлетать минимум 15 часов. Перемножьте 16 на 15 – вот цена подготовки. Многие это могут позволить? Кроме того, техника стареет, доедаем последние советские запасы. Надеемся, что когда изменится в стране экономическая ситуация, государство обратит на нас внимание… Был у нас раньше шеф – Министерство обороны, был госзаказ. Сейчас этот заказ мизерный, в основном готовим парашютистов. Такое ощущение, что нашей стране герои больше не нужны.