Байкальский регион сохраняет традиции иркутской археолого-этнографической школы

В этом году иркутской школе археологии и этнографии исполнилось 100 лет. Ее традиции, заложенные в Иркутском университете в археолого-этнографическом кружке «Народоведение», пережили бурный и богатый на события ХХ век. Сегодня эти традиции чтут и преумножают сотрудники научно-исследовательского центра «Байкальский регион» ИГУ. Об этом 15 августа 2019 года  сообщили в пресс-службе университета.

О работе центра НИЦ «Байкальский регион» рассказал кандидат исторических наук старший научный сотрудник Иван Бердников.

— Иван, Вы с коллегами ведете исследования по разным направлениям. Однако сегодня, думаю, основная ваша работа направлена на реализацию проекта «Байкальская Сибирь в каменном веке: на перекрестке миров», поддержанного мегагрантом Правительства РФ в размере 54 миллионов рублей.

— Да, с получением финансирования наша работа по проекту активизировалась. Как и предполагалось, создана лаборатория геоархеологии Байкальской Сибири, которая позволит нам получить результаты мирового уровня в области исследований культур каменного века Северной Азии. В этом году активно проходит полевой сезон. Так, в рамках софинансирования проекта, на протяжении двух месяцев мы вели раскопки палеолитического объекта Щапова 2, который находится в Иркутске, в предместье Радищева на улице Щапова, соответственно. Это был очень сложный объект — вскрыто в общей сложности более четырех тысяч квадратных метров.

— Стоило того? Хорошие находки?

— Можно смело говорить о том, что найдены довольно интересные материалы, причем не только верхнего палеолита. В небольших количествах встречались и более поздние находки, возраст которых мы определили мезолитом и неолитом. Типичный набор для палеолитического объекта — разнообразные каменные орудия, отходы производства, то есть каменного расщепления, множество фаунистических остатков. Если говорить о неолите, то можно отметить фрагмент шлифованного нефритового ножа. Всего обнаружено более 3 тысяч находок.

— А люди?

— И люди, правда, не древние. Более 60 погребений конца XIX – начала XX веков: гробы, костяки, надмогильные плиты. Дело в том, что объект находится рядом со Знаменским кладбищем, край которого оказался в границах раскопа. Пришлось извлечь все захоронения, так как вся эта площадь отводится под застройку. Все погребения обработаны и изучены нашим сотрудником: определен пол, возраст, отмечены патологии и другие интересные особенности.

— И куда их теперь?

— Должны перезахоронить, заказчик работ сейчас договаривается с Иркутской епархией РПЦ. В общем-то, для нас это не в диковинку. Десять лет назад, например, мы работали у Спасской церкви, где располагался целый некрополь XVIII века, а это ведь первое поколение иркутян! После полной обработки антропологических материалов мы предложили епархии определить место для захоронения. В результате возле церкви появилась беседка с камнем с надписью: «Основателям города Иркутска от благодарных потомков». Под ней — подземный бетонный бункер, где и захоронены останки, в том числе и с других спасательных раскопок с мест городской застройки.

— Давайте уйдем из города в поле. Где еще работают университетские археологи?

— В Боханском районе второй год продолжаются поиски знаменитой Бурети, которую раскапывал Алексей Павлович Окладников (советский археолог, историк, этнограф — прим. ред.), где были жилища и уникальные предметы искусства, женские статуэтки, так называемые палеолитические Венеры. Он раскопал только часть большого комплекса, должно еще что-то остаться, вот мы и ищем следы мальтинско-буретской культуры. Исследования продвигаются не так быстро, как нам хочется, возможно, часть берега, где располагался этот комплекс, уже съедена Братским водохранилищем. Однако на этой территории встречаются и другие, более древние материалы, которые не менее интересны.

— Можете похвастать редкими находками?

— Да, в этом году благодаря геофизическим исследованиям, мы вышли на каменную кладку — ее, как аномалию, зафиксировал сигнал георадара. Оказалось, что это погребение раннего бронзового века, в котором захоронен ребенок возрастом около 10 лет. Интересно положение умершего — сидя. В большом количестве подобные погребения были раскопаны в 1970-х годах на территории могильника Шумилиха в устье реки Белая, здесь же, в Бурети — пока первый случай. Можно также отметить, что захоронения, совершенные по такому обряду, в нашем регионе встречаются нечасто.

— А можно еще немного, коротко о ведущихся раскопках?

— Конечно. Например, сейчас наша группа вновь выезжает на раскопки открытого недавно местонахождения Китойский мост, где в условиях идеальной стратиграфии находятся непотревоженные комплексы финального этапа верхнего палеолита. Работать там мы начали в прошлом году, нашли очень интересный комплекс с выразительными каменными орудиями, аналоги которым можно видеть в палеолитических комплексах Енисея. Радиоуглеродный анализ, проведенный в Калифорнийском университете в Ирвайне, подтвердил наши первоначальные догадки по его возрасту — 17–18 тысяч лет. Почему именно в Калифорнии? Потому что там находится известная лаборатория и их оборудование дает очень корректные данные, хотя это, конечно, довольно дорого. При этом, кроме радиоуглеродного возраста, мы получаем еще и данные по стабильным изотопам углерода и азота, которые могут рассказать, например, о диете организма, его трофическом уровне (место, которое тот или иной вид занимает в пищевой цепи — прим. ред.), корректности самой датировки.

И в завершение темы еще пару слов. После окончания работ на Китойском мосту нам предстоит разведка на Верхнюю Лену и в Бурятию, целью которой является поиск новых многослойных местонахождений.

— Кстати, Иван, а как Вы определяете район раскопок? Почему именно здесь, а не где-то там? На чем основываетесь? Ведь, надо полагать, не пальцем в карту?

— Ну, бывает и случайно находим. А вообще, существуют методики поиска для определенных типов объектов. Основываются они на богатом опыте предшественников и, конечно, нашем собственном. Например, где может находиться могильник раннего неолита? В устье реки на примечательном месте, достаточно высоком и не затапливаемом. Для поиска комплексов мезолита, неолита, бронзового века мы выходим на высокие (шесть-семь метров) поймы рек, таких как Ангара и ее притоки, где начинаем искать, делать зачистки, шурфы. Зачастую на таких поймах мы получаем уникальные ситуации — множество отдельных слоев с археологическими материалами разного времени.

— Значит, можно говорить, что человек предсказуем?

— Конечно! Поведение человека можно изучать, благодаря, в том числе, археологии. При помощи методов геоархеологии проводится моделирование — как древние люди расселялись, куда, на какие расстояния и в какие сезоны передвигались, где выбирали место для охотничьих лагерей, где добывали рыбу, где устраивали могильники.

Следует сказать, что нам интересны не только следы человеческой деятельности. Возьмем, например, ту же Буреть. Там этим летом сделан геоархеологический разрез, из которого отобраны пробы для геохимического, литологического и ряда других анализов. Эти исследования нацелены в первую очередь на реконструкцию палеоклимата и различных природных событий.

Из этого вытекает один важный аспект — междисциплинарный характер наших исследований. Неверно говорить, что мы занимаемся лишь раскопками и интерпретацией археологических материалов. В нашей науке нужно брать шире — мы реконструируем среду обитания древнего человека, а сделать это без методов естественных наук невозможно. Поэтому и привлекаем специалистов из разных областей. Такие работы крайне важны для современной археологии, в частности для реализации нашего крупного проекта по созданию базы данных по геоархеологии Байкальской Сибири.

— Вы — археологи, специалисты других областей, а молодежь? Участвуют ли в ваших исследованиях наши студенты?

— Обязательно, и без этого никак, должна ведь быть преемственность поколений. Очень важно, что НИЦ «Байкальский регион» активно участвует в образовании и подготовке специалистов археологического профиля. Причем мы их еще и трудоустраиваем к себе — и не одного студента, а сразу нескольких. Сейчас, например, у нас работает двенадцать студентов и магистрантов, плюс три аспиранта.

У нас существует студенческий археологический клуб, который проводит свои занятия на базе Центра и в немалой степени способствует привлечению кадров. Мы ведем с ними постоянную работу — вывозим в поле, знакомим с методами научного исследования.

В настоящий момент в Усольском районе мы проводим полевую геоархеологическую школу. Участвуют в ней студенты исторического факультета и педагогического института, а также молодые сотрудники лаборатории геоархеологии Байкальской Сибири. В рамках занятий молодежь обучается методике раскопок, умению обращаться с электронным тахеометром, участвует в экспериментах по расщеплению камня, гончарному искусству древнего человека, изготовлению изделий из кости, получает новые знания о методах геоархеологии. Также будет продемонстрированы возможности использования квадрокоптера для наших работ.

— Хорошо, с нашими понятно, а как обстоят дела с международными контактами?

— Работаем и с иностранными коллегами. Буквально недавно — в июле и начале августа — у нас гостили три археолога из турецкого университета города Измир. Возглавлял делегацию известный специалист по петроглифам, профессор Семих Гюнери. Ему, конечно же, очень хотелось увидеть Шишкинские писаницы и другие наскальные изображения. Его сопровождали ученики, которые занимаются неолитом и бронзовым веком.

Турецким коллегам мы показали материал, археологические местонахождения разного возраста, вывезли на раскопки. Об их интересе к нашим исследованиям говорит, например, то, что они продлили сроки своего пребывания. Кроме того, по результатам их поездки турецкие СМИ опубликовали ряд статей, в которых выражается надежда на продолжение сотрудничества. В свою очередь, и мы надеемся, что их визит стал началом наших долговременных отношений и совместных проектов.

— А кроме археологов из Турции?

— Недавно завершился многолетний российско-канадский проект биоархеологической направленности, в рамках которого изучались погребальные комплексы неолита – бронзового века нашего региона и использовались методы антропологии, радиоуглеродного датирования, изотопных исследований. В этом году начался новый этап российско-канадских исследований, ведущихся на протяжении 25 лет. Здесь уже будут использоваться преимущественно методы палеогенетики, чтобы установить связи между населением разных районов, получить новые данные по их мобильности и миграциям. В рамках этого этапа уже проведены работы на Байкале на могильнике Шаманка 2 в Слюдянском районе и на Малом Море в бухтах Хужир-Нугэ и Шракшура. Получены новые данные по раннему неолиту, раннему бронзовому веку, изучены новые погребения. Кстати, этот проект с канадской стороны возглавляет профессор Анджей Вебер, который является руководителем нашей лаборатории геоархеологии Байкальской Сибири, открытой по условиям мегагранта.

— Иван, думаю, можно сказать о высоком уровне исследований университетских археологов, что в немалой степени подтверждается и вновь упомянутым Вами мегагрантом. Вообще, Ваши слова дают достаточно четкую и ясную картину того, что начатое 100 лет назад дело успешно продолжается. В связи с этим, и подытоживая нашу беседу, давайте сделаем краткий исторический срез становления иркутской археолого-этнографической школы.

— Согласен, это будет логично. Итак. Мы ведем отчет с 30 марта 1919 года, когда состоялось первое заседание кружка «Народоведение». Организовал и возглавил его Бернгард Эдуардович Петри, заведующий кафедрой истории первобытной культуры Иркутского университета. В работе кружка принимали участие гимназисты, студенты университета и молодые специалисты. Многие из них стали впоследствии выдающимися учеными, организаторами науки.

Работа активно велась вплоть до конца 1920-х годов, но потом деятельность сошла фактически на «нет». Активисты-археологи попали в жернова репрессий, сам Петри, некоторые его соратники, ученики и друзья были расстреляны.

Казалось бы, все — конец, но в дело вмешался случай. В 1950-х годах в зоне затопления Братской ГЭС начались работы. Одну экспедицию, археологическую, которая работала по всей Ангаре, возглавлял Алексей Павлович Окладников — ученик Петри. Другую, геолого-палеонтологическую — Николай Алексеевич Логачев. В состав второй экспедиции входил археологический отряд под руководством другого ученика Петри — Михаила Михайловича Герасимова. Он использовал эту возможность, чтобы вернуться к раскопкам Мальты и Усть-Белой. А на эти раскопки попали студенты-первокурсники Герман Иванович Медведев, Михаил Петрович Аксёнов, Владимир Вячеславович Свинин и др.

Таким вот образом случай решил судьбу иркутской археологии и осуществилась преемственность — ученик Петри, Михаил Михайлович Герасимов, передал свои знания, опыт, энтузиазм и многие планы Герману Ивановичу Медведеву, впоследствии ставшим профессором, заведующим кафедрой археологии, этнологии, истории древнего мира ИГУ. Он продолжил раскопки на Усть-Белой, потом на территории всей Байкальской Сибири и впоследствии создал собственную школу, учениками которой мы все и являемся. Мы продолжаем дело Медведева, сохраняя традиции иркутской школы археологии. Надеюсь, что у нас это получается.

— Иван, спасибо Вам за столь обстоятельную беседу! И поздравляю Вас и Ваших коллег с профессиональным праздником — Днем археолога!