Встреча в музее

Дыхательная гимнастика плюс пять упражнений лечебной физкультуры – зарядка быстро взбодрила. Соседки по комнате встали, как положено, в семь утра, а вот Тамара Суман сегодня позволила себе поспать несколько лишних минут. Сон ее в последний месяц был неважный. Молодежь после Нового года еще долго отмечала праздник, запуская фейерверки. А каждый разрыв петарды напоминал пожилой женщине о войне. Но ночь на 27 января была тихой.

Завтраком Тамара Суман осталась довольна: творог, ягоды, хлеб с маслом. Настроение вообще было хорошее: сегодня можно на время покинуть дом престарелых. Стариков из Марковского геронтологического центра пригласили в Иркутский областной краеведческий музей, на встречу со школьниками – рассказать о войне. О том, что она началась, десятилетняя Тома Суман узнала вечером 22 июня 1941 года в зарослях сирени. Там вместе с другими ребятишками из села Ястребовка Курской области она играла в прятки. В это время над их деревней, славящейся фруктовыми садами и двухэтажной водяной мельницей, как будто пролегла тень – то ли грозовая туча, то ли первый взмах черного крыла войны…

По дороге в Иркутск пассажиров автобуса, привыкших к размеренному распорядку жизни, интересовала каждая мелочь. Тамара Суман любовалась искристым снегом и вспоминала другую зиму. Вместе с матерью морозным днем они шли по сельской дороге. Вдруг мама остановилась, низко опустила голову и крепко прижала к себе дочь. Навстречу им ехал комендант села в серой форме и фуражке с высокой тульей. Тома потом видела почти такие же в фильме «17 мгновений весны». Этот расползающийся по каждой клеточке тела страх присутс-твовал в их жизни все полтора года, что Ястребовка находилась в оккупации. Вроде бы и не казались людоедами фашисты. Но то одну семью расстреливали – те были евреями, то другую ставили у оврага – подозревали в связях с партизанами…

И вот оно – красивейшее, как-никак мавританский стиль, здание краеведческого музея. Старики поднимаются на второй этаж степенно, подростки-школьники галдят. Наконец все рассаживаются по местам и начинают слушать рассказ научного сотрудника. Историк говорит о Ленинграде и его героической обороне. О прорыве блокады, продолжавшейся 900 дней и ночей. О подвиге солдат, сотнями тысяч гибнувших на Невском пятачке. О стойкости жителей Северной столицы, умудрявшихся, умирая от голода, поставлять оружие фронту. И даже придумывать какие-то изобретения, например, использовать в качестве автомобильного топлива газ для аэростатов. Тут же выяснилось, что улица Челнокова в Иркутске названа в честь иркутянина Николая Челнокова, который на Ленинградском фронте командовал эскадрильей ИЛ-2. Его ИЛы громили противника на суше и в море, за что сибиряк был удостоен звезды Героя СССР.

Пожилые посетители музея слушают внимательно, молодежь на задних рядах часто шушукается. Когда экскурсовод демонстрирует копию телеграммы Рузвельта, где президент США, поздравляя Ленинград с прорывом блокады, называет его городом-героем, Тамара Суман думает: на школьных рядах станет тише, если сейчас им показать еще один документ. Его автор – простая ленинградская девочка Таня Савичева. Дневник маленькой блокадницы знал наизусть почти каждый советский школьник. В нем она скрупулезно записывала даты смерти всех близких. Последняя фраза «осталась одна Таня» заменяет тысячи других строк, написанных о блокаде Ленинграда. До сих пор у пенсионерки от этих слов идет мороз по коже, хотя своим ученикам она не раз читала Танин дневник.

Тамара Суман долгие годы была учителем русского языка и литературы в Тайшете. Туда она попала по распределению, после войны окончив институт в Старом Осколе. В Сибири познакомилась с мужем, родила дочь. Супруга нет уже девять лет. А год назад пожилая учительница решила оставить внукам свою квартиру и уехать доживать век в Марковский геронтологический центр. О своем решении Тамара Максимовна не жалеет, с соседями общий язык нашла. Вот один из них – ветеран Анисий Вставский – решил выступить перед детьми. Подростки сначала растерялись, а потом, достав откуда-то домашние заготовки, начали задавать вопросы. Анисий Михайлович первым делом обратился к молодежи: «Не верьте тому, что по телевизору показывают, думайте своим умом». А дальше все больше про политику. «Ты им про себя расскажи, как воевал», – подумалось Тамаре Суман.

Дедушка как будто услышал, стал рассказывать о сгоревших селах, ощетинившихся обугленными печными трубами, о шатавшихся как маятники колодезных журавлях, об одичалых, бросающихся на людей кошках и собаках. О плачущих женщинах и детях. Маленькая Тома тоже это видела. В феврале 1943 года за их деревню шел бой. Девочка пряталась в хате, когда в комнату вдруг ворвался снаряд. Осколком перебило ребра и палец на левой руке. Наши отвоевали село, и пока Тома лечилась после ранения, советские войска готовились к Курской битве. Знаменитая Прохоровка, расположенная не так уж далеко от Ястребовки, была отвоевана только летом…

Перед детьми решил выступить и другой ветеран. Он сражался на Восточном фронте, там было тоже несладко. Японцы в буквальном смысле зарывались в землю, и брать эти катакомбы артиллерией было бессмысленно, приходилось солдатам вгрызаться в подземные бастионы. Сейчас бывший боец обижен на государство.

– Почему я не могу проехать в иркутском транспорте бесплатно по своему удостоверению? – задает он риторический вопрос школьникам.

Тамара Суман его обиду разделяет, но жаловаться на жизнь не в ее характере. А сегодня ей хочется чего-нибудь волнительного. Такой момент как раз наступил. Перед гостями музея начал выступать хор «Сибирские напевы». Сначала попурри из военных композиций, потом народные песни. У зрителей постарше на глазах слезы. Да и молодые притихли…

Любимая тетя маленькой Томы, смуглянка Евдокия, тоже лихо заводила «При народе в хороводе». Во время тех боев за Ястребовку, когда однажды все спрятались в погребе, Дуня вдруг вспомнила, что забыла дома узелок. И как ни уговаривали ее родственники остаться, побежала за ним. А назад не вернулась. Жизнь молодой певуньи оборвала шальная пуля. Ее муж, дядя Иван, тогда служил на Ленинградском фронте. Он, водитель грузовика на ладожской Дороге жизни, каждый день под пулями возил грузы в осажденный город. Но остался жив. Когда приехал, помянул красавицу-жену, поплакал и никогда больше ничего не говорил о войне.

Тамара Суман тоже не стала ничего говорить ребятам о том времени, постеснялась. А что она может сказать? Почти ничего. Разве только о том, как сжимается сердце по ночам от тоски, как почти явственно ощущается запах той июньской сирени, как доносится из окон хаты пение тетки Евдокии, склонившейся над письмом любимому, который обязательно вернется с фронта.