Юрий Олефир: Я там, где приношу больше пользы
К работе в новой команде губернатора привлекаются не только иркутяне, но и люди «со стороны». Юрий Олефир один из них. Общественная деятельность и частная жизнь VIP-персон всегда в центре внимания средств массовой информации. Что касается работы – об этом новый министр здравоохранения Иркутской области достаточно подробно рассказывает на многочисленных пресс-конференциях. А вот о своей личной жизни распространяться не любит.
Исключение он сделал лишь для газеты «Областная».
«Я поклялся, что стану хирургом»
– Юрий Витальевич, каким образом вы определились с выбором будущей профессии – в семье были медики, существовало романтическое представление о работе хирурга или какие-то другие причины?
– Как и все старшеклассники, я долго размышлял о том, кем быть. В школе я преуспевал в точных науках, но все же предпочтение отдал медицине. Когда я был подростком, в достаточно молодом возрасте умер мой дедушка – ему был всего 61 год. Для меня это стало большим потрясением, и я поклялся себе, что обязательно стану врачом-хирургом. Были и еще моменты, которые мне хотелось видеть в будущей работе. С детства я очень любил море, хоть и вырос в сухопутном районе – шахтерском городке Родинское Донецкой области. С родителями мы часто отдыхали на морском побережье, и я полюбил эту стихию. А еще мне нравилось, когда во всем есть четкий порядок и дисциплина.
Все мои пожелания самым чудесным образом сошлись в одной точке. Друг нашей семьи посоветовал мне поступать в Военно-медицинскую академию в Ленинграде, где на четвертом факультете готовят врачей для военно-морского флота.
– Тогда эта академия была единственная на весь Советский Союз. Наверное, поступить туда было непросто?
– В те годы в академию отправляли по разнарядке – из нашего района могли поехать только два человека. В самой академии также был конкурс, и немалый. К примеру, на моем факультете, с учетом среднего балла аттестата и четырех экзаменов, нужно было набрать не меньше 22,5 балла. Школу я окончил на одни пятерки. Золотую медаль не дали, потому что и на них тоже были разнарядки (улыбается). На первом же экзамене – сочинении – половина абитуриентов отсеялись. Я получил «четыре» – писал максимально простыми, короткими предложениями, чтобы меньше сделать ошибок. Остальные экзамены не представляли для меня труда, и я был зачислен слушателем.
– Наверное, в таком учебном заведении имелась своя специфика обучения?
– После третьего курса на учебном судне «Перекоп» мы ходили в Скандинавию. На судне мы были простыми матросами – так прививалась любовь к морю. Надо сказать, что уже в первом походе я понял, что надводный флот не для меня. Крайне мало людей, которые спокойно переносят болтанку, и я к их числу не отношусь. Тогда я принял решение служить на подводном флоте.
Работа для настоящих мужчин
– Неужели замкнутое пространство и длительные автономные плавания переносятся легче, чем штормы?
– Нисколько не легче. Может быть, первый поход еще имеет романтический ореол, но в основном это тяжелая работа, которая требует большой самоотдачи. До 80 суток в замкнутом пространстве. Конечно, серьезный отбор членов экипажа идет еще на берегу, и в подводный флот попадают люди подготовленные – крепкие здоровьем, сильные характером, эмоционально устойчивые. Экипаж должен выполнить поставленную государственную задачу, и никаких срывов быть не может. На моей памяти таких срывов не было.
– На тех кораблях, где вы служили, сколько было членов экипажа и медицинских работников?
– Сейчас эти данные уже не являются секретными, поэтому могу сказать, что экипажи были по 115–120 человек. Медперсонал состоял из одного человека – начальника медицинской службы атомной подводной лодки.
– Что входило в ваши обязанности?
– Контроль всех функций, которые обеспечивают жизнедеятельность корабля по медицинской части. Это означает не только контроль состояния здоровья членов экипажа, но и поддержание санитарно-гигиенического состояния судна, контроль качества питания и чистоты воздуха, участие в медицинской подготовке личного состава, оказание медицинской помощи…
– На что жаловались подводники и случались ли экстремальные ситуации?
– Жалобы были в основном на гнойничковые заболевания кожи. Это специфика работы на подводных лодках. Что касается чрезвычайных ситуаций, то мне приходилось два раза оперировать в ходе автономного плавания острый аппендицит.
– Но кто вам ассистировал на операции, если медик на корабле один?
– Как правило, помогают члены экипажа. Однажды мне вызвался помогать замполит, но не выдержал и упал в обморок. А в операционной и так развернуться негде – она размером 2,2 на 1,5 метра…
Оба раза оперировал с хорошим клиническим исходом, поэтому срыва боевой задачи корабля не было. Дело в том, что если врач не справляется, кораблю надо всплывать, а это срыв боевой задачи. Это ЧП на государственном уровне.
– Если это не военная тайна – где вы служили?
– Я служил в Мурманске-130 на ракетно-подводном крейсере стратегического назначения. В то время это был ядерный щит нашей Родины. В течение трех лет службы сделал пять боевых походов по 80 суток. Сейчас на атомных подводных лодках не-
сравнимо лучшие условия – у экипажа есть и бассейн, и сауна, и спортзал. В мое время такого не было.
«Хирургическую практику бросать не собираюсь»
– В какой период работы вы увлеклись урологией?
– Еще в студенческие годы. На кафедре в академии мне встретился человек, который стал наставником в профессии, – Николай Кушниренко. Читая цикл лекций по урологии, он так умел подать материал, что скучающих среди слушателей не было. Все отпуска, которые у меня были в годы службы, я проводил на кафедре урологии – вел больных, ассистировал в операциях. После службы на флоте закончил клиническую ординатуру по урологии в Ленинграде и получил распределение в Центральный военный клинический авиационный госпиталь Москвы. Авиационный – а я моряк! Представляете, какая ломка поменять форму! Для меня это было страшнее атомной войны. У моряков самая красивая форма, которая за 300 лет существования практически не претерпела изменений. Я был первым, кто пришел в госпиталь в морской форме и так и не сменил ее.
– В течение трех лет вы были членом комиссии по отбору космонавтов…
– К тому времени я уже был ведущим урологом госпиталя. Эта должность подразумевала участие в отборочных комиссиях, состоящих из узких специалистов. Требования к здоровью космонавтов очень высокие. Практически они такие же, как у подводников и летчиков. Особенность заключается в том, что космонавт может находиться на орбите полгода и больше, а спрогнозировать состояние здоровья человека на такой период крайне сложно. По нашим расчетам, летчики в восемь раз чаще страдают мочекаменной болезнью, чем наземные службы, обслуживающие самолеты. А что такое почечная колика во время космического полета? Его необходимо будет прервать, чтобы спасти человеку жизнь.
– Два года назад в вашей судьбе произошел резкий поворот – после 20 лет работы в госпитале вы приняли предложение возглавить комитет по охране здоровья населения Новгородской области. Чем было мотивировано ваше решение?
– Я по своему характеру непоседа. Всякая работа должна быть нацелена на конечный результат. В свое время в госпитале мы внедрили ряд новых методик по лечению сложных форм мочекаменной болезни, снижающих травматичность оперативного вмешательства и, соответственно, ускоряющих выздоровление. Достижение поставленной цели приносит большое удовлетворение. Но помимо врачебного с годами накапливаешь и организаторский опыт. Я стал чувствовать, что в госпитале мне становится тесно.
– Не жалко было бросать хирургическую практику?
– Не было дня, когда бы я жалел о сделанном. Что касается хирургии, то я точно знал, что не буду прощаться с клинической практикой. Когда бываю в Москве и удается там пожить хотя бы два-три дня, я обязательно оперирую – захожу в любимую операционную и продолжаю свое дело. Руки не должны забывать то, что ты когда-то делал. Не теряю надежды продолжить хирургическую практику и в Иркутске.
Я полагаю, что человек должен находиться там, где он приносит больше пользы. На войне выигрывают не узкие специалисты, а организаторы оказания медицинской помощи. Санитарные потери отражают умение организовать эффективную медпомощь. Я считаю, что, работая управленцем в здравоохранении, принесу больше практической пользы.
– Как бы вы охарактеризовали свой стиль управления – либеральный, демократический, авторитарный, жесткий..?
– Думаю, что сотрудникам будет проще ответить на этот вопрос. Но сам я считаю, что в моем стиле присутствуют одновременно и жесткость, и демократичность. Об авторитарности речь вообще не идет. Мне нравится слушать мнение других и выделять рациональные зерна. Я привык к порядку и требую этого от сотрудников.
Семья всегда была надежным тылом
– На десерт – вопросы о личной жизни. Где вы познакомились со своей женой?
– С будущей супругой мы познакомились в родной школе. Я выбрал самую красивую девушку, и она стала моей женой. В прошлом году мы отмечали серебряную свадьбу и по этому случаю обменялись серебряными обручальными кольцами.
– С одной красотой столько лет не проживешь, должно быть гораздо больше точек соприкосновения… Тем более когда речь идет о семье военного.
– Жена не просто любимый, а родной человек. Я женился еще будучи слушателем академии. В Мурманск-130 мы приехали с пятимесячным ребенком на такси. Поехали практически в никуда. Но в первый же день я по достоинству оценил знаменитое морское братство. Когда я пришел в медицинский пункт и отрапортовал, что прибыл к месту службы, дежурный врач сразу дал мне ключи от чьей-то квартиры, хозяева которой уехали в отпуск. В последующем и мы свои ключи постоянно оставляли для других. А через два месяца нам дали однокомнатную служебную квартиру. Температурный режим в ней был такой, что в комнате стояло три обогревателя, а в ванной ночью замерзала вода.
– Где сейчас живет ваша семья?
– Пока в Москве. Сын уже взрослый, ему через месяц исполнится
25 лет, живет отдельно. Он тоже военнослужащий – окончил Академию экономической безопасности. Дочери в феврале исполнилось 17 лет. Она заканчивает школу, и на семейном совете мы решаем, куда ей поступать. Дочь хочет в лингвистический, и мы поддерживаем ее в этом. Пока остается открытым вопрос, в каком городе она будет учиться.
– Как вы обустроились в Иркутске?
– Живу в служебной квартире, условия меня устраивают. Хотя времени хватает только на сон – в 8.00 уже на работе, в 22.00 еще на работе.
– Получается, что в Иркутске вы как в автономном плавании?
– Если считать удаленность от семьи, то, наверное, так.
– Где уже успели побывать в Иркутске помимо работы?
– Я был в краеведческом музее, на Байкале. Успел даже попробовать знаменитый омуль.
– Можно сказать, настоящий сибиряк!
– Мне в Иркутске нравится. Здесь хороший климат – зима так зима, лето так лето, много солнечных дней. А в Москве слякоть, она просто убивает. Люди здесь приветливые – в общем, живи не хочу!
