Театральная история Валерия Хайрюзова
Пилот первого класса, который в небе Восточной Сибири и Якутии налетал 15 тыс. часов, депутат того самого расстрелянного в Белом доме Верховного Совета России, известный писатель Валерий Хайрюзов далек от того, чтобы почивать на лаврах. За свои 65 лет он не растерял умения удивляться и учиться. Мы уже писали, что два года назад он начал осваивать новую профессию – кинорежиссера и сценариста. Сейчас пишет пьесу про Иннокентия Вениаминова для Иркутского академического драматического театра им. Н.М. Охлопкова. О своих поисках и находках на этом поприще Валерий Хайрюзов рассказал газете «Областная».
– Валерий Николаевич, вы решили снискать лавры драматурга?
– Что вы, драматургом нужно родиться (улыбается). На самом деле моя театральная история началась с «Сербской девойки». Эту повесть поставил Иркутский театр народной драмы, и я специально для них написал инсценировку. Получилось! Татьяна Асламова – исполнительница главной роли, балерина музыкального театра – сыграла очень талантливо. Честно говоря, я сам плакал, даже не ожидал такого от себя. Наверное, тогда театр меня и затянул. Ведь когда пишешь книги, то не можешь увидеть непосредственную реакцию читателя, а в театре это чувствуешь моментально.
На «Золотой Витязь» в Москве, куда возили постановку, приехал Сербский национальный театр. После спектакля ведущая актриса Ивана Жиган сказала: в этой истории чувствуется огромная любовь к сербскому народу. А посол Борислав Милошевич вышел из зала заплаканный. Тогда я увидел, как благодаря усилиям многих людей: актеров, режиссера, художника – возросло эмоциональное воздействие этой истории. Хотя, конечно, в «Сербской девойке» я знал, о чем писал, все-таки шесть раз ездил в Сербию на войну. Но все равно воодушевился, что я теперь драматург (смеется).
– И написали вторую пьесу?
– Да, «Точку возврата» о военных летчиках. Но, видимо, чего-то в ней не учел, ведь у настоящего драматурга должно быть особое видение того, как его слова будут звучать со сцены. И литературные навыки тут не помогут. Например, когда я начал делать кино, то понял, что прозаический опыт мне даже мешает. Ведь там нужно рисовать картинку словом, а на экране ее заменяет видеоряд. Однако слово, сказанное в кино, воздействует во много раз сильнее. Поэтому, когда я снимал фильм «Иркутские мальчишки», у меня было 15 вариантов сценария. Я постоянно чувствовал, что там много лишнего текста.
– Вы ищете иные выразительные средства в искусстве?
– Я считаю, что учиться нужно всегда, сколько бы лет тебе ни было. Сначала мне просто хотелось попробовать свои силы. И я стал сценаристом и режиссером. Снял два фильма – «Небесный столп» два года назад, а «Иркутские мальчишки» закончил в сентябре 2008 года. Тут же отправил его на фестиваль документальных фильмов в Можайск «Бородинская осень» и даже получил диплом.
– Как родилась идея написать пьесу об Иннокентии Вениаминове?
– Мы с директором иркутского драмтеатра Анатолием Стрельцовым однажды стали говорить о смутном времени, об исторических проблемах, и он предложил мне написать пьесу об этой выдающейся личности. Фигура Иннокентия Вениаминова очень заметна в истории России. Ведь он практически был патриархом всея Руси. Миссионер, святой и при этом иркутянин, а мы о нем так мало знаем. Он родился в селе Анга и был известен на весь мир. А город Благовещенск назван в честь церкви, в которой он начал служить в Иркутске.
– Чем лично для вас была интересна эта фигура?
– Он был не только церковный иерарх, но и человек с государственным мышлением. Например, у него есть выкладки на тему, почему россияне должны осваивать берега Амура. Это было каких-то 150 лет назад, но тогда многие в нашей империи считали: мы европейцы, и в Азии нам делать нечего, а приход на Амур наверняка приведет к столкновению с Китаем. Но были и люди, которые доказывали целесообразность этого, поскольку требовалась дорога для снабжения американских колоний. Та, что шла по реке Лене через горы и болота, была труднодоступна, по морю – у нас не было сильного флота. Такой мощный речной путь, как Амур, был необходим. Представьте: теплые гавани, плодородные почвы, виноград, арбузы, помидоры… Фактически благословение на освоение этих территорий Муравьеву-Амурскому дал Иннокентий. Более того, он послал в первую экспедицию своего сына.
– Ваша жизненная история ведь тоже соприкасается с судьбой Иннокентия Вениаминова?
– Да, я ходил в школу N 35 в поселке Жилкино Иркутска, в которой восемь лет учился Иннокентий Вениаминов. Это самая старая школа в Восточной Сибири, которая основана в 1728 году. Сначала там была славяно-русская школа, потом духовное училище, где, между прочим, давали блестящее образование, и Вениаминов – один из лучших учеников. Потом, когда я уже летал на Ан-2, мы стояли в селе Анга, и я каждый день ходил мимо его родового дома.
– Действие пьесы происходит в Иркутске?
– Да, Иркутск в то время был самым крупным городом на Востоке, здесь жили Трубецкой, Волконский, Муравьев-Амурский, Невельской. В ткань пьесы мы, кстати, включили быль, которая происходила здесь во времена Крымской войны. Представьте себе – в город приезжает карета, оттуда выглядывает молодая красивая дама и спрашивает, далеко ли до Камчатки. Все удивляются: вы туда на карете не доедете! В ответ: доеду, я его разорю! Оказывается, дама развелась со своим богатым супругом-французом, который имел неосторожность заявить: мадам, я заплачу за каждое лье, которое будет нас разделять. Она заверила его обещание у нотариуса и отправилась в Россию. Сначала в Москву, потом на Камчатку, и далее доехала до самой Америки.
– Какая находчивая женщина!
– Не только находчивая, но и страстная! Вы представляете, сколько энергии она вложила в свою месть? Она тоже один из персонажей, ведь в пьесе не только духовные лица, там есть и высокие сановники, и обычные горожане.
– Валерий Николаевич, вы говорите, что драматургом нужно родиться. А писателем?
– Способности – это только один процент, все остальное – труд. Но когда ты пишешь, ты очень четко должен уметь передавать визуальный образ. Слова-то одни и те же, но они должны встать в контексте, быть носителями информации и задействовать все органы чувств.
– А что побудило летчика в первый раз взяться за перо?
– Я помню, в училище, когда сидел дневальным, писал стихи. Конечно, это были не совсем стихи. Но в 17 лет почти у любого человека есть нормальная потребность выразить себя в словах. А поэзия – это вообще высшая форма словесного искусства. Многие поэты выразили в своих стихах сложные философские истины. Что такое хорошая проза? Это поэзия, написанная без рифмы, но подчиненная обязательному внутреннему ритму. Способ построения фразы у каждого человека уникален, как и его походка.
– Скажите, как вы, с позиции своей первой профессии, относитесь к тому, что в Иркутске больше нет авиационного училища?
– На мой взгляд, переводить училище было неразумно, ведь Китай-то рядом, а это паровой котел, который в любой момент может взорваться, а мы ничего не делаем, чтобы укрепить свои позиции. Закрыть училище – лишиться кадров. Недавно ведь ликвидировали и Академию им. Жуковского, которая выпускала лучших специалистов военного дела. Такие события, к сожалению, наталкивают на печальные мысли…
– Вы были депутатом «расстрелянного» Верховного Совета России. Что летчика и писателя толкнуло в политику?
– В то время мы надеялись изменить жизнь. Когда меня избрали депутатом, наступила эйфория. Помню, нам нужны были двигатели на Ту-154, мы лет пять в очереди стояли. Я попал на прием к премьер-министру Силаеву – тогда была такая эпоха «открытых дверей», – он мне подписал бумагу, и Иркутск купил двигатели! Обвалился дом на Ширямова в 1990 году, и нам перечислили полтора миллиона рублей! Правда, концов этих денег потом не смогли найти. И на реконструкцию Казанского собора удалось выбить 15 миллионов рублей, буквально за месяц до расстрела Белого дома.
Но политика вещь такая, многие люди со всей страстностью туда бросались от сохи и от станка, а ведь не готовы были. Да и я сам оказался не готов. Мы – примерно тысяча депутатов и 200 членов Верховного Совета, как и все люди – управляемые, одни материально, другие психологически, которых можно было привести куда угодно. Вот нас, например, привели в Белый дом, который потом расстреляли.
– Не это ли желание что-то изменить в жизни является мотивом вашего творчества?
– Может быть. Дело в том, что за любой статьей и рассказом стоит человек. Я знаю, что если я в этот момент был взволнован, то это обязательно почувствует читатель. А хорошо сделанная работа всегда радует. И творчество доставляет удовольствие само по себе. Я постоянно задаю себе этот вопрос: для чего я явился в этот мир? Наверное, все люди по-своему стараются улучшить жизнь. Как писатель ты делишься радостью и печалью, и с тобой это разделяет читатель. Я думаю, самый важный мотив творчества – поделиться. Но, когда ты пишешь, ты один, а при создании фильма или спектакля происходит сотворчество, и радость усиливается.
– В какой стадии сейчас работа над пьесой? И как она будет называться?
– Пока рабочее название – «Святитель Иннокентий». Сейчас мы с художественным руководителем иркутского драмтеатра Геннадием Шапошниковым отрабатываем диалоги, реплики. Он театральный человек, и у него больше опыта в этом отношении. Нам важно, прежде всего, чтобы зритель увидел, почувствовал и был неравнодушным. Слова же всегда одни и те же. Это всего лишь краски, которыми мы пытаемся нарисовать картину жизни.
