08.05.2009 12:00
Рубрики
Общество
Теги
08.05.2009 12:00

Как моряк Мишка познакомился с Мао Цзэдуном

Михаил Захаров родился в 1927 году в Черемхово. Кроме него в семье росли еще шестеро братьев и сестер. Он как раз посередке – чет-вертый. Мать работала учительницей. Отец организовывал колхоз в Каменке по заданию партии, потом был военкомом в Олонках. В Олонках же одним из первых услыхал весть о начавшейся войне. Бывалый солдат, успевший повоевать в Гражданскую, сразу понял, с какой бедой встретилась страна.

Не то, что его подрастающие дети, верившие, что «Красная армия всех сильней». До победы было долгих четыре года, ну а для подростка Мишки, которому судьба приготовила моряцкую долю, и того больше. Его демобилизовали после войны с Японией только в 1950-м.

Миша в свои 14 лет пошел в Черемховское ФЗУ, куда авралом набирали смену уходившим на фронт шахтерам Черембасса.

– На самом деле учебы никакой не было, – вспоминает Михаил Михайлович. – Мы просто вкалывали вместе со взрослыми в забое, грузили в вагонетки породу. За смену нужно было выполнить норму – 13 тонн. В забое сырость, угольная пыль. Многие болели, смертность была страшная: из 700 приехавших пацанов умерли 200. Худой я тогда был – страсть, а росту во мне было метр тридцать.

В начале 1943-го мать выхлопотала для своего «шахтера» перевод в Иркутское ФЗУ N 4, которое ковало кадры для Иркутского авиазавода. Тут тоже учеба больше напоминала практику – мальчишек поднимали в шесть утра и, спящих на ходу, отправляли в цеха завода.

– Попали мы во второй сборочный цех. Тогда только начинали Илы строить, – рассказывает Михаил Захаров. – Нас научили делать детали. От количества зависела пайка. Холодно зимой, в сварочный цех бежишь погреться, только сядешь – сразу засыпаешь. 200 граммов хлеба на сутки давали. Голодные были постоянно.

Зимой приехали в Иркутск набирать добровольцев. Мальчишки валом просились на фронт, но заводскому начальству строго-настрого было приказано не давать пацанам документов. Тогда под мобилизацию попали 1924 и 1925 годы. Весной объявили комсомольский набор.

– Мы опять проситься, – продолжает вспоминать ветеран, – говорят: если не комсомолец, нельзя. Один старшина из Владивостока подсказал: езжайте в Военный городок и ждите. Там будет стоять наш состав, вы спрячьтесь; когда можно будет, я флагом махну, вы в вагон и заскочите! Мы за поездами стояли, караулили. Когда проверка прошла, объявили посадку, заводчане уехали, старшина вынес морской флаг, махнул, наша орава – человек двадцать мальчишек – в вагоны позаскакивала. Так во Владивосток и поехали. Без аттестатов, еды и денег. Старушки на станции продавали пирожки, так мы на каждой остановке выпрыгивали, хватали их – и бежать. Так и добрались до места.

В июне зачислили шестнадцатилетнего паренька в учебный отряд Тихоокеанского флота на острове Русский. Стал он курсантом-связистом. Учили до мая сорок четвертого, а потом командировали в отдельную роту связи береговой обороны старшим экипажа из трех человек. Они с берега держали связь с командованием и кораблями.

– Перед самым началом войны с Японией я подал рапорт начальству и попросился в бригаду торпедных катеров в бухту Малый Улисс. Отсюда мы вскоре начали наш поход на японцев.

Служил Михаил Михайлович на торпедном катере «Комсомолец» радистом.

– Наши катера называли морской кавалерией. Оснащен он был двумя торпедами, двумя крупнокалиберными пулеметами, десятью глубинными бомбами и двумя баллонами, в одном из которых кислород, в другом – азот, чтобы создавать дымовую завесу, – поясняет Михаил Захаров. – Развивал скорость 53 узла, это 100 километров в час. Сам катерок маленький, в длину всего 18 метров, но летал по воде как пуля. Ну и болтанка на нем неимоверная, за это кавалерией его и прозвали. А воевали мы на нем так: если появились вражеские корабли, авиация о них сообщала, нас сразу в атаку бросали. Выходили сначала волновые катера, управляемые по радио. Они делали дымзавесу, а потом уже наши шли. Выныривали из дымзавесы, стреляли – и сразу ныряли обратно. Если снаряд попадал в торпедный катер, никого даже по костям было не собрать. Весь экипаж должен был сражаться как единый крепко спаянный организм: капитан у руля обеспечивал маневренность судна, боцман контролировал тактику боя, три моториста форсировали скорость, пулеметчик стрелял, а я держал связь с командованием.

Вспоминает ветеран самые тяжелые бои:

– Целая армада кораблей двинулась к Порт-Артуру через Цусимский пролив. Шли подлодки, бронекатера, тральщики. Весь форватер был усеян минами. Тральщики «выдергивали» их, срезая привязанные цепи, а торпедные катера взрывали. Сражения в портах Кореи – Сейсине, Юки, Расине, Одецине, Гензане – тоже были жаркими. У противника сильная береговая оборона. На десять километров от берега был пристрелян каждый квадратный метр. Чтобы дать возможность подойти нашим кораблям, авиация бомбила с воздуха вражеские артиллерийские позиции. Особенно крепко был защищен Порт-Артур, окруженный двумя полуостровами. Между ними небольшой проход. В нем – боны с горючим: сунься – сразу взлетишь на воздух. Теперь на сопке Перепелиная стоит памятник нашим морякам.

Довелось в 1945 году Михаилу Захарову увидеть Мао Цзэдуна и даже сделать замечание самому командарму. Вот как это произошло:

– Наши войска помогли Мао Цзэдуну. Это было в 1945-м. К нам в Порт-Артур пришла канонерская лодка, нас, матросов, выставили часовыми, пока велись переговоры. Мы ничего не знали – какие переговоры, о чем… Вышел какой-то китаец, потом узнали, что это был Мао. Он приехал попросить наших о помощи. Командование объявило сбор, 20-минутную готовность. Меня, как хорошего радиста, послали сопровождать командиров 39-й армии. Нас завезли на сопку, я настроил волну, смотрю: подъезжают машины, выходят одни генералы – даже полковников среди них не видно. Подвели ко мне какого-то грузного человека. На нем закрытый плащ без погон. Не понять, какого он звания. Мне говорят: «Радист, принимай», и подсаживают его. Тот велел настроить связь, я передал ему трубку, а он как начал в нее материть, поливать на чем свет стоит авиацию, не обеспечившую прикрытие. Я ему говорю: «Что вы делаете? Нельзя!» Меня генерал-полковник за шиворот с машины сбросил и шипит сквозь зубы: «Ну-ка пошел отсюда! Ты чего делаешь?! Ты кому указываешь?! Ему все разрешено. Это же командарм Иван Людников. Он сейчас скажет: «Расстрелять» – и тебя расстреляют!» Закончили переговоры, все стоят, ждут. А Людников вышел и говорит: «За хорошую связь медалью за боевые заслуги связиста наградить!» Все под козырек взяли.

Вернулся домой герой-морячок в звании старшины второй статьи только весной 1950-го. Отец к тому времени умер. Старший брат Борис, добровольцем ушедший на фронт, не вернулся домой – погиб, попав под обстрел на Смоленском направлении. Старенькая мать ютилась в крохотной каморке с младшими детьми и внуками. Тяжело было. Первое время Мишка спал в коридоре, на ветхом топчане. Пошел работать на автосборочный завод бригадиром-мастером. Потом на завод «Радиоприемник». Окончил машиностроительный техникум, курсы повышения квалификации в МВТУ им. Баумана, работал в Иркутском геологическом управлении главным инженером, потом – заместителем начальника специального конструкторского бюро. В 1989 году ушел на пенсию.

Сейчас ветеран живет с семьей младшего сына. Супруга Тамара умерла несколько лет назад. Погиб при исполнении служебного долга и старший сын – пожарный. Но Михаила Михайловича радуют внуки: младший из троих носит имя дедушки – Михаил. Три месяца назад появился у ветерана и правнук Юрочка. Так что бодрости духа Михаил Захаров, как настоящий моряк, по-прежнему не теряет.