Есть ли жизнь после ЕГЭ?

ЕГЭ, прозванный в народе единым горем эпохи, в этом году уже вышел на финишную прямую. Не дожидаясь официальных результатов, мы провели в редакции дискуссию по проблемам новой формы итоговой аттестации выпускников, собрав за круглым столом людей разных профессий. И, честно признаться, совсем не думали, что у них эта тема вызовет столь живой интерес. Участники разговора посмотрели типовые тесты 2009 года по разным школьным предметам, попытались ответить на экзаменационные вопросы, поразмышляли об эффективности ЕГЭ и пришли к неожиданным выводам.

Честь ЕГЭ отстаивали заместитель министра образования Иркутской области Александр Ермаков, советник отдела дошкольного, общего и дополнительного образования министерства Наталья Краснова и руководитель региональной службы по контролю и надзору в сфере образования Александр Костин. В качестве экспертов выступили депутат Законодательного Собрания Иркутской области Дмитрий Красноштанов, издатель Геннадий Сапронов, директор астрономической обсерватории ИГУ Сергей Язев. Аргументы против ЕГЭ приводил многодетный отец, заведующий миссионерским отделом Иркутской епархии протоиерей Вячеслав Пушкарев.

Не физика, проскочит

– Сколько выпускников школ в области завалили ЕГЭ в первую волну?

Александр Ермаков:

– «Двойки» сразу по двум обязательным предметам – математике и русскому языку – получили 910 человек. Это 4,3% от всего числа выпускников текущего года, а среднероссийский показатель – 2,2%. Вместо аттестатов о полном среднем образовании этим детям выдадут справки о том, что они обучались в школе.

– А раньше, до системы ЕГЭ, много в Приангарье было выпускников-двоечников?

Наталья Краснова:

– По статистике, их было порядка 2%, но в реальности – гораздо больше. Ведь – что греха таить – раньше дети экзамены пересдавали, а перепроверка работ на областном уровне часто констатировала, что оценки завышены. Да и самих выпускников тогда было больше, чем сейчас.

– И что дальше будет с этими двоечниками, куда их теперь возьмут без аттестатов?

Наталья Краснова:

– Их приглашает к себе вечерняя школа для того, чтобы еще раз повторить обучение в выпускных классах. Кроме того, у нас очень хорошая сеть учреждений начального профессионального образования, где их тоже с нетерпением ждут, поскольку рабочих рук в области крайне не хватает. Да и потом, со справкой на работу можно сегодня устроиться.

Вообще, я бы не стала из этого делать трагедии. Среди 910 двоечников очень мало ребят из обычных школ, в основном это выпускники вечерних образовательных учреждений, где учатся социально проблемные дети. Перед нашим министерством сейчас поставлена задача обратить серьезное внимание на подготовку в вечерних школах.

Александр Ермаков:

– Да и потом, мы в очередной раз порадовались за глубинку, где вообще не было «двоек» по обязательным предметам – Балаганский, Баяндаевский, Зиминский районы и так далее.

В целом по области средний тестовый балл по русскому языку – 52,6 – оказался почти на том же уровне, что и в прошлом году; по математике – 35,8 – мы значительно улучшили результат.

Задачи для тестов теперь придумывают учителя-практики

– А каковы предварительные итоги ЕГЭ по выбранным предметам?

Александр Ермаков:

– «Двойки» по химии получили 15,5% выпускников, по обществознанию – 10,5%. Не преодолели минимальный порог баллов по биологии 13,3% детей, по географии – 12,8%, по литературе – 13,8%, по информатике – 19%. Не освоили учебную программу по английскому языку 6%, немецкому – 12,2%, французскому – 16,6%. Нам удалось «подтянуться» по химии и географии, на том же уровне осталась биология. Немного снизился тестовый балл по обществознанию, скорее всего потому, что это самый популярный предмет по выбору – его сдавала почти половина выпускников.

– С чем вы это связываете?

Наталья Краснова:

– Только с тем, что в вузах на всех экономических и юридических специальностях от абитуриентов требуются результаты ЕГЭ по обществознанию.

о. Вячеслав Пушкарев:

– А я считаю, что обществознание дети так массово выбрали, поскольку тесты по нему сделаны лучше, чем по остальным предметам. Я посмотрел задания и убедился, что ответы не требуют конкретных знаний, а рассчитаны на понимание. Например, «что из предложенных вариантов характеризует экономическую сферу жизни общества, что является гражданским правонарушением?» Здесь трудно ошибиться. 

Наталья Краснова:

– Вы не забывайте, что это дети. Конечно, нам с вами, как взрослым опытным людям, легко отвечать на такие вопросы. И потом, что такое понимание? Это уровень усвоения знаний.

о. Вячеслав Пушкарев:

– Простите, но почему тогда я, историк по образованию, ответил только на половину вопросов теста по истории?

Наталья Краснова:

– Вы имеете в виду вопросы, касающиеся дат событий?

о. Вячеслав Пушкарев:

– Я бы сказал, рамочных событий. Например, «какой ряд дат связан с созданием международных организаций социалистических стран во главе с СССР?» или «когда в стране началась юридическая реформа?» Чем толкать детей на слепую зубрежку цифр, лучше бы попросили рассказать о самой реформе – ее значении, последствиях.

Александр Костин:

– А вспомните традиционную систему поступления на исторический факультет, когда в билете было четыре вопроса. Один из них тоже касался дат.

о. Вячеслав Пушкарев:

– Да я не спорю с этим. Но скажите, почему с будущего слесаря требуют такие глубокие знания по истории? Ведь этот предмет в качестве ЕГЭ тоже нынче выбрали многие ребята, подразумевая, что, мол, не физика – проскочит.

Александр Костин:

– А для чего вообще человеку уметь читать, понимать, мыслить? Мы забываем с вами, что у любого ребенка, независимо от его будущей профессии, будет своя семья. Мы сейчас говорим о значении образования не только для человека, а в целом для общества, в котором он живет. Поэтому задания и результаты ЕГЭ надо соотносить не только с судьбой конкретного ребенка, а в целом с задачами общества.

Репетитор или школа?

о. Вячеслав Пушкарев:

– А не кажется ли вам, что ЕГЭ как оценка уровня знаний по сути является дискриминацией по умственному признаку?

Александр Костин:

– Последние 20 лет у нас вообще нет четкой системы оценки знаний учащихся – мы не можем точно сказать, что такое «тройка» или «пятерка» в отношении того или иного предмета. Учителя, жалея детей, часто завышают им заслуженные оценки. А потом выходит, что один из кожи вон лезет, чтобы получить достойную «пятерку», а другой рядышком сидит прохладцей и знает, что ему все равно поставят «три». И я считаю крайне несправедливым то, что в итоге оба получают аттестаты о среднем образовании.

о. Вячеслав Пушкарев:

– Александр Константинович, а вы с какими оценками окончили школу?

Александр Костин:

– Четыре «четверки», остальные – «пятерки».

о. Вячеслав Пушкарев:

– А у меня восемь «четверок», в том числе по точным предметам – физике, химии и математике. И мне это никак не помешало в жизни.

– А в чем тогда проблема? Откуда такой негатив к ЕГЭ?

о. Вячеслав Пушкарев:

– Большинство детей в классе моей дочери завалили нынче экзамен по математике, а отличники получили «тройки». Я не пошел после таких печальных результатов к учителю, это не ее вина – она вынуждена сегодня вести в школе сразу три предмета.

Александр Костин:

– И это правильно, мы не должны винить учителей за низкие баллы ЕГЭ. Федеральные стандарты педагогического образования серьезно отстают сегодня от профессиональных требований к учителю. Чтобы подстроиться под эти требования, молодой преподаватель должен поработать, набраться опыта. А в силу нехватки кадров, особенно в сельской школе, его сразу ставят на выпускные классы. Посильную помощь в подготовке к экзаменам учителю должны оказывать родители.

– А что могут сделать родители, если у ребенка каждый год меняются учителя?

Александр Костин:

– Самое главное – серьезно относиться к учебе детей. Ведь как часто бывает: мы пришли на родительское собрание, послушали оценки детей, решили организационные моменты и разошлись. Так вот, на собрании надо спрашивать учителей о том, как ребенок усвоил те или иные темы, по каким нужно «подтянуться» и так далее. А дома – помогать ребенку.

о. Вячеслав Пушкарев:

– Я, честно, помогал. Чтобы подготовить дочь к экзамену по математике, вынужден был пользоваться услугами репетитора, на что потратил много денег.

Геннадий Сапронов:

– А зачем тогда школа вообще?

Александр Костин:

– Давайте не будем столь категоричными. Система ЕГЭ со временем позволит перестроиться не только учителям, но и родителям. Мамы и папы раньше были убеждены в том, что плохо ли, хорошо мой ребенок учится – он все равно получит аттестат, а потом я за деньги устрою его в вуз. Мы дошли до того, что преподаватели вузов уже стали отказываться от коммерческих групп. А потом мы с вами получаем плохих молодых специалистов. Пора пересматривать менталитет родителей, которые убеждены в том, что ребенок непременно должен получить высшее образование.

Дмитрий Красноштанов:

– Мы забываем о том, что систему ЕГЭ внедрили как раз для решения проблемы поступления в высшие учебные заведения. Типичная ситуация: приходят люди в институт из разных районов области, в аттестате оценки одинаковые, а уровень знаний разный. И тогда включается механизм вуза: кто подсластит, у того больше шансов. ЕГЭ уравнял стартовые возможности. Я уверен, что в ближайшие года три-четыре, когда система пройдет обкатку, коррупцию в вузах мы искореним. 

Наталья Краснова:

– И заметьте, раньше наши дети могли только мечтать о престижных вузах. Даже у призеров российских предметных олимпиад не получалось поступить в тот же МГУ. А сегодня этим призерам автоматически поставили по сто баллов в свидетельство ЕГЭ, и они могут выбрать себе любое учебное заведение. Кстати, в том, что наши «олимпиадники» заслужили эти сто баллов, мы не сомневаемся. У нас есть мальчик, который, несмотря на победу на всероссийской олимпиаде по информатике, решил попробовать себя в ЕГЭ и в итоге набрал 99 баллов.

Александр Ермаков:

– ЕГЭ – это еще и экономическая выгода. Раньше, чтобы ребенок из глубинки поступил в иркутский вуз, его надо было сначала привезти сюда, жить здесь во время вступительных экзаменов. А сейчас он разослал из своего Чунского района заявления с копией свидетельства ЕГЭ в десять вузов страны и следит за рейтингом бюджетного набора на сайтах вузов.

Душа – это сколько баллов?

– А что можно сказать о качествах тестов? Соответствуют ли, по-вашему, задания уровню знаний сегодняшних абитуриентов?

Сергей Язев:

– Тест по физике мне очень понравился. Я вообще-то раньше негативно был настроен по отношению к ЕГЭ. Как и многие, считал, что если свести все просто к тестированию, можно упустить творческую личность в ребенке. Сейчас вижу больше плюсов. Когда, например, я сдавал в вузе вступительный экзамен по физике, в билете было три вопроса. И это была скорее лотерея, потому что абсолютно всего среднестатистический выпускник школы знать не может. Сейчас мы имеем развернутую систему заданий, которая пусть и поверхностно, но отражает общие знания абитуриента по всему курсу физики и четко дает понять, учил он или нет.

– А как вам часть «С»? Говорят, что она даже учителям не под силу…

Сергей Язев:

– Хорошая часть, изменилась в лучшую сторону по сравнению с прошлым годом. Я поговорил с преподавателями, проверяющими работы ЕГЭ, и выяснил, что задачи там вполне решаемые. Две, правда, с подковырочками, но они рассчитаны на высокий балл. И это правильно: тот, кто намерен поступать в МГУ, должен их осилить.

– То есть минусов в ЕГЭ вы теперь не видите?

Сергей Язев:

– Большим минусом является организация процесса. В этом году правила игры менялись по ходу дела. С сентября учителя и дети готовились к ЕГЭ по одним предметам – и вдруг среди учебного года узнали, что вузы принимают по другим. Это шок, это до инфаркта. Представьте себе ребенка, который годами не обращал внимания на физику, а тут вдруг понял, что ему предстоит сдавать экзамен по ней через три-четыре месяца. Мои знакомые очень хорошо в этом году заработали на репетиторских курсах «Физика с нуля». Я считаю, что менять правила игры надо в мае, чтобы можно было заранее скорректировать учебные планы.

Александр Костин:

– Ну, это же первый этап, еще возможны изменения в системе. Сегодня обязательно сдают математику и русский, завтра еще что-нибудь добавят или, наоборот, уберут. Я, например, считаю, что литература непременно должна быть обязательным предметом.

Геннадий Сапронов:

– Я, кстати, посмотрел тест по литературе. Сложного в нем ничего нет. Но и литературы особо нет. Ответить на вопрос по «Капитанской дочке» Пушкина «кто указал Гриневу путь в буране?» можно, не прочитав произведение. Достаточно, чтобы папа вечерком подробно пересказал сюжет. А вот как по ЕГЭ оценить знания мальчика, который мне на вопрос «понравился ли тебе «Тарас Бульба?» отвечает: «Нет. Потому что он убил своего сына»? Это нормальная оценка произведения, которая говорит о том, что человек его прочитал и сделал вывод. Он не знает размеры стихотворений, средства художественной выразительности. Зато у него есть душа, а сколько она баллов в ЕГЭ?..

На самом деле я не против системы, но что-то меня в ней настораживает. За круглым столом сегодня звучат одни и те же слова – баллы, рейтинги, цифры. Мы говорим о механизмах и забываем о духовности, культуре – о тех фундаментальных основах, на которых держится образование. Я понимаю, мы сейчас находимся в реформе, в каком-то ремонтном цехе – все разломали, а в уголке что-то собрали и смотрим, что же у нас получилось. Мне кажется, мы слишком увлеклись этим, заигрались: а был ли мальчик?

Уровень образования-то катастрофически падает. Это видно и с экрана телевизора, и по культуре речи наших политиков. Вы думаете, что ЕГЭ нам поможет это исправить?

Понятно, физика и химия – точные науки, а как же творческие литература и русский язык?

Сергей Язев:

– Да и по физикам этот низкий уровень хорошо видно. Мой преподавательский опыт показывает, что современная молодежь не умеет говорить, у нее проблемы с логикой. Я знаю репетиторов, которые великолепно натаскивают на выполнение тестов детей без особых знаний. Ребенок берет формулу, подставляет данные задачи и легко ее решает, не вникая в суть. Формальность – это беда ЕГЭ.

«Двойки» – не трагедия

– С другой стороны, ЕГЭ – это такой прозрачный срез качества образования. Если бы не ЕГЭ, мы бы, возможно, сегодня не узнали, что во всей школе дети не знают математику…

Геннадий Сапронов:

– Да в этом нет ничего страшного. Я помню, мы на первом курсе филфака за диктант получили даже не двойки, а колы. Ну и что теперь – уходить из университета? Я бы точно завалил математику на ЕГЭ, потому что всегда списывал у соседа.

Наталья Краснова:

– Да нет же, я уверена, что на «тройку» вы бы точно написали. И потом, 910 «двоечников» – это не трагедия. В прошлом году у нас половина выпускников получили «двойки» по математике.

– А как нам удалось так серьезно улучшить результат по математике?

Наталья Краснова:

– Тесты подверглись критике, изменились. Если раньше они писались в одном учреждении, то сегодня любой учитель может отправить свою задачу в банк данных ЕГЭ. Кстати, работы ЕГЭ проверяют специально подготовленные учителя, они и смотрят, насколько корректно то или иное задание.

о. Вячеслав Пушкарев:

– Хорошо, а тогда как вы можете объяснить то, что на ЕГЭ выпускники девятого класса сдали математику на «два», а на пересдаче в традиционной форме – на «пять»?

Геннадий Сапронов:

– Футболисты играют у нас хорошо, а за рубеж поедут – плохо.

Наталья Краснова:

– Экзамен в девятом классе в традиционной форме сдается по сборнику заданий, который можно держать под подушкой, за год прорешать и выучить наизусть. Я, например, в этом вижу некую нечестность.

Александр Костин:

– Повторяю, ЕГЭ будет совершенствоваться. Самое главное то, что эта система заставит учителя более ответственно относиться к работе. Раньше он мог махнуть рукой: «А, на это времени нет; это не буду объяснять, потому что все равно не поймут; а это я сам не понимаю…» Сегодня он обязан дать ребенку основной минимум знаний.

о. Вячеслав Пушкарев:

– А о возрастной психологии мы забываем? Мы забываем, что это дети, что им бегать, прыгать хочется, а не физику учить.

Сергей Язев:

– Как это? На пинках (смеется). В советские времена так не рассуждали.

Александр Костин:

– Человека надо учить труду. Мы забываем, что раньше дети по всем предметам сдавали экзамены. Падали в обморок, скакало давление, но сдавали.

о. Вячеслав Пушкарев:

– Дети разные. У меня семеро по лавкам: четверых не надо заставлять, а с троими надо сильно мучиться.

Геннадий Сапронов:

– В литературе тоже о психологии особо не думают. Вот тебе 15 стихотворений – учи наизусть. А может, ребенок цифры хорошо запоминает, а рифмы ему не идут…

Наталья Краснова:

– Я сейчас настолько благодарна своим учителям за то, что в свое время так много учила наизусть. Хотя в пятом классе категорически не понимала, зачем мне 20 стихов Пушкина, 20 Лермонтова, торговалась…

Геннадий Сапронов:

– А я до сих пор вспоминаю своего учителя физики, который пришел к нам в школу ветераном войны без ноги. Мы его очень любили, хотя физика – это вообще не мой предмет. Педагоги должны быть интересны ученикам.

Сергей Язев:

– То есть самое главное – поднять уровень учителя. При высоком уровне любая система будет второстепенна. Мы сейчас споткнулись из-за того, что в 90-е годы был провал в педагогике. Никто не хотел идти в школу. Я в пединституте проработал три года и ушел, потому что понял, что это бессмысленно. Ни один из ребят-физиков, которых я учил, не пошел в школу.

Наталья Краснова:

– Учителя понимают, что это экзамен для них. Они бросают свои дела и бегут на курсы повышения квалификации, куда мы их долго не могли вытащить.

о. Вячеслав Пушкарев:

– То есть ЕГЭ все-таки второстепенен…

Геннадий Сапронов:

– Вот я и говорю: а был ли мальчик? Нужно сначала престиж учительской профессии поднять, а потом думать о ЕГЭ.

Александр Костин:

– Мы аккредитуем школы во всех уголках области. И я хочу подчеркнуть, что гуманное отношение к ребенку осталось. Нужно время, чтобы осознать, как совместить механизмы ЕГЭ с традициями системы образования. И кто знает, может, через три года мы с вами снова соберемся и скажем: «Слава Богу, что есть ЕГЭ».

По данным исследования Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ)

Сторонники ЕГЭ:

– отличники и хорошисты, а также школьники, у которых брат сестра или близкий друг уже сдавали данный экзамен

– передовые педагоги, постоянно повышающие свой профессиональный уровень

Противники ЕГЭ:

– двоечники, а также ребята с повышенным уровнем тревожности

– учителя, избегающие каких-либо нововведений в работе

– родители выпускников