Владимир Назарьев: Пришло время снимать месторождения с полок
Еще в начале 60-х годов прошлого века была составлена государственная геологическая карта Советского Союза. Сотни партий геологов-поисковиков в течение нескольких лет прочесывали миллионы квадратных километров, беря на заметку все большие и малые месторождения полезных ископаемых. Большинство этих находок до сих пор пылятся на полках в ожидании своего часа.
А самый большой спрос на кембрийскую нефть для современного Гаргантюа – нефтепровод «Восточная Сибирь – Тихий океан». К 2020 году он выйдет на полную мощность, перегоняя по 80 млн тонн углеводородного сырья ежегодно. Четвертую часть должна будет поставлять Иркутская область.
– В прошлом году мы впервые перешагнули рубеж добычи углеводородов в три миллиона тонн, – рассказывает руководитель территориального агентства по недропользованию Иркутской области Владимир Назарьев. – А в этом году ожидаем, что добудем уже пять миллионов. Динамика очень хорошая.
– Сколько месторождений работает на трубу?
– Пять. Это Верхнемарковское, Ярактинское, Даниловское, Дулисманское и Верхнечонское. И уже начата пробная эксплуатация месторождения имени Синявского.
– Имени Синявского?
– Оно названо в честь Бориса Леонтьевича Синявского. Выдающийся был геолог. Всю свою жизнь посвятил изучению недр Киренского и Катангского районов. Практически все северные нефтяные месторождения, особенно крупнейшее из них – Верхнечонское, с запасами в 200 миллионов тонн нефти, были разведаны при его участии. Он прогнозировал и открытие месторождения, которое теперь названо его именем. К сожалению, сам не дожил до этого события. Но светлая память о нем осталась.
– Хватит ли нефтяных запасов Иркутской области, чтобы закачать в трубу те 20 миллионов тонн, что ей определены?
– Я уверен, что это не предел. Только за последние восемь лет было открыто около двух десятков месторождений углеводородов. Среди них есть достаточно серьезные: Ангаро-Ленское, Севостьяновское… Даже предварительные результаты впечатляют, а дальнейшая их разведка, я не сомневаюсь, только преумножит уже выявленные запасы. Сейчас нам необходимо активизировать геологические работы на других перспективных участках, особенно вдоль трассы ВСТО. Это облегчит прокладку к главной трубе подводящих нефтепроводов.
– Можно сказать, что прокладка трубы активизировала и разведку, и разработку нефтяных месторождений?
– Так оно и есть. Сами понимаете: не решив вопрос транспортировки, не имело смысла лезть в глухую северную тайгу. Не будь трубы, с нефтью получилось бы, как с газом. Вроде бы и есть у нас крупнейшая газоконденсатная провинция с потенциалом в 8–12 триллионов кубометров газа, а дотянуться до нее не можем. Нужен газопровод, а строить его не имеем права: Ковыкта объявлена стратегическим запасом России и законсервирована до 2017 года.
– А как бы, на ваш взгляд, было бы разумно поступить с Ковыктой?
– Не тянуть до 2017 года, а начать разработку пораньше. Область позарез нуждается в дешевом топливе. Располагая крупными запасами магнезитовых руд высокого качества, мы не можем организовать их добычу. И все потому, что их обжиг на угле либо на мазуте дорог. На газ рассчитывала и немецкая фирма Кнауф, закладывая свой завод в Нукутском районе. Теперь придется воспользоваться другими видами топлива, что непременно скажется на себестоимости продукции…
– Сколько денег в этом году выделено области на геологоразведку?
– Поменьше, чем в прошлом, примерно около миллиарда рублей. Пропорции прежние: где-то процентов 65 на поиски углеводородов, остальное – на твердые полезные ископаемые. Но кроме государства изыскательские работы финансируют и сами недропользователи. Они собираются вложить в разведку от 12 до 15 миллиардов рублей. Например, Иркутская нефтедобывающая компания собирается пробурить девять поисковых скважин на нефть и газ. А каждая скважина, между прочим, обходится как минимум в семь миллионов долларов. Да, да, долларов, а не рублей. Очень дорогое удовольствие.
– Я, наверное, не ошибусь, если предположу, что не меньший интерес недропользователи проявляют и к золоту?
– Ну, при нынешней, прямо можно сказать, бешеной цене на золото – 50 долларов за один грамм – интерес вполне понятен. И результат ощутимый. Если в позапрошлом году намыли где-то 14,7 тонны, то в прошлом уже 16 тонн без четырех килограммов.
– В основном россыпное?
– 11 тонн россыпного, пять тонн – рудного. Это позволило нам остаться где-то на шестом месте по стране, после Хабаровского края, Магадана, Якутии, Красноярского края… Хотя были времена, когда мы входили в тройку лидеров. Да и сейчас есть все шансы в нее вернуться. Все наши надежды связаны с рудным золотом.
– С Сухим Логом?
– О Сухом Логе забудьте. Он внесен, как и Ковыкта, в стратегические запасы, и неизвестно, когда до него дойдут руки. У нас уже кроме Сухого Лога 20 рудных месторождений. Самое серьезное из них – Верненское. Мы ожидаем, что там будет больше 400 тонн. Сегодня компания «Полюс» начала строить на нем первую очередь ГОКа, способного добывать по пять тонн золота ежегодно. И вообще, за ближайшие пару-тройку лет мы можем прирасти на 12–15 тонн, практически удвоив добычу по сравнению с нынешним уровнем.
– Кроме Бодайбо поиски золота где-то еще ведутся?
– В Саянах. Уже поставлено на баланс Аройское месторождение, расположенное в Черемховском районе, а также несколько месторождений в Нижнеудинском районе. Нынешняя цена на золото позволяет вовлекать в освоение те объекты, которые раньше считались бесперспективными.
– То есть с низким содержанием золота?
– Совершенно верно. Сухой Лог ведь тоже поначалу воспринимали скептически, какие-то 2,5–3 грамма на тонну. Но и цены на золото тогда были другие, один грамм стоил 10–12 долларов, почти в пять раз меньше, чем сейчас. Сегодня 28 процентов мировой добычи ведется на рудах с содержанием менее грамма. Конечно, основные запасы отрабатываются в достаточно теплых краях: Африка, Южная Америка, Австралия, Индонезия… Там, конечно, издержки невелики. Нет нужды в капитальных зданиях, в обогреве, в тоннах горючего для дизелей, которое надо завозить на край света… Но, по моему мнению, и у нас, если руда выходит на поверхность и ее можно добывать открытым способом, то 1,5–2 грамма – этого уже достаточно для освоения. При нынешних ценах высокая рентабельность вам будет обеспечена.
– Есть сегодня интерес к другим природным ископаемым?
– Пока не очень большой. Мы как раз и ставим перед собой задачу – снять месторождения с полки, которые там долго-долго лежали. В первую очередь, железорудные. Коршуновский ГОК использует сегодня лишь четыре месторождения, а с десяток – не востребованы. Надо переоценивать эти объекты и запускать в дело.
– А далеко ли они залегают?
– В основном в районе Усть-Илимска. По крайней мере, там расположены наиболее крупные запасы. Есть еще Байкальское месторождение, есть Октябрьское, есть целая провинция, которая не изучается, но где открыты железные руды. Это так называемая Патомская провинция, расположенная на стыке Бодайбинского района и Якутии. К сожалению, туда сегодня никто не вкладывает ни рубля. Так же как в разработку редкоземельных металлов, в основном тантала и ниобия. А у нас ведь на полке «лежат» 11 месторождений.
– Область всегда славилась залежами угля. А как сейчас с ним обстоит дело, наверное, весь уже выкопали?
– Да вы что, из тех 10–12 миллиардов тонн, что стоят на балансе, пока залицензировано не более полутора. Два крупных объекта готовы к продаже. Это Вознесенское и Ишидейское месторождения. Первое оценивается в 600 миллионов тонн, второе – в 800 миллионов. Мы, к сожалению, совершенно забыли об углях очень высокого качества, которые востребованы в металлургии. А потенциал есть. Я имею в виду Тунгусский угольный бассейн, который практически не изучен. А там велика вероятность открытия залежей коксующего угля подобного кузбассовскому. Но не хватает денег для подробного его исследования.
– А как обстоят дела с поисками алмазов? Есть какие-то надежды отыскать, в конце концов, заветную кимберлитовую трубку?
– К сожалению, мы в последнее время почти не занимаемся алмазами. У госпрограммы на это нет денег, а частные капиталовложения ограничены. Интерес к поискам проявляют иностранные компании, но поскольку алмазы отнесены к стратегическим материалам, то участие иностранного капитала ограничено 10 процентами. Этого, конечно, мало для проведения крупномасштабных геологоразведочных работ. Ведь в отличие от якутских алмазоносных трубок наши закупорены толстым слоем отложений, и обнаружить их очень трудно.
