Непохожий
Алексей Усков живет в поселке Геологов уже давно своей особенной жизнью. Всю зиму, пока промороженный желток солнца еще цепляется за верхушки деревьев, работает как каторжанин над картинами. Картины, которые он пишет, – гимн красоте гор, рек и тайги. А значит, и гимн Всевышнему за эту красоту.
Летом, если позволяют деньги, сматывается подальше от людей на самые опасные реки или уходит в горы: Саяны, Алтай Хамар-Дабан. Еще в молодости попав в аварию, пережил клиническую смерть и, вернувшись «оттуда», сказал всем, что нет там ангелов с крылышками и нет райских кущ, а есть темнота, адская боль и ничего более. Отбросив костыли, документы на инвалидность и получение пенсии, он первым делом устремился в горы. После еще несколько раз балансировал на грани этого и того света и лишь полнее убедился, что жить нужно только сегодня. Жить по правде и по совести. Вот и вся религия, вера заслуженного путешественника России и художника Алексея Степановича Ускова, который недавно отметил свое шестидесятилетие.
По особой методике закаливания победил все болезни, забыл про простуды, гриппы. По часу может оставаться в снегу раздетым, полчаса купаться в проруби. Недавно приехали к нему визитеры полюбоваться, как на диковинную птицу. Один богатенький предложил пари на круглую сумму. Только и нужно было Алексею минут двадцать посидеть в снегу. Художник мог сорвать легкие деньги, но от пари он отказался. Пожалел фому неверующего. (А зря, у самого ведь зачастую нет денег даже на проезд в город на рейсовом автобусе.)
Кожей, нервами, обостренным чутьем впитал он всю красоту Вселенной и дарит ее нам. Так проникновенно-чисто писать горы и хрустальные реки нашей Сибири дано немногим. А мы, в большинстве своем, ленивы и нелюбопытны.
Свободный художник… Он действительно никогда и никому не кланяется. Картины продать в провинции практически невозможно. Цены на петербургские краски (он упорно их называет ленинградскими) кусаются. Все местные художники, помыкавшись на безденежье, бросили живопись, ушли в смежные специальности. А он пишет и будет пахать свою полоску, покуда жилистая рука еще уверенно держит кисти.
– Ну зачем ты пишешь, так вкалываешь и отдаешь картины за бесценок? – задал я ему вопрос и тут же осекся… Это как спросить человека: «Зачем ты дышишь?»
Даже в лютые морозы он демонстративно ходит в одной капроновой ветровке, кедах и тонком трико. Двери мастерской всегда открыты. И путешественники, что едут по Сибири, стремятся заглянуть к своему собрату по духу и плоти. Информацию о нем черпают в интернете. Много кто был, всех и не упомнишь. Из разных стран, со всех континентов. Наверное, его предки жили в Индии. Не отсюда ли у него страсть к перемене мест и путешествиям? Да и сам он сильно похож на индуса или цыгана. Так или иначе, но в одном я уверен бесповоротно – в Сибири нет больше такого странного человека… (А в стране, мире?)
Как-то пришел ко мне и стал возмущаться увиденным заграничным фильмом про Винсента Ван Гога. По его мнению, американцы исказили облик гения. Показали в фильме, что художник с заляпанными краской руками ест прямо в мастерской, ходит со всклокоченными волосами, выкрикивает что-то бессвязное. Алексей возмущался, а я ловил себя на мысли, что фильм-то как раз и про него – моего друга, который не признан, не оценен и тоже порой говорит бессвязные вещи, в которых то и дело сверкают неограненные алмазы истины, режущие сознание, и его картины так же уходят за бесценок. И так же, как Ван Гога, его, быть может, признают через 30–40 лет. Но ему тогда уже будет все фиолетово. Как, впрочем, и всем художникам великого прошлого.
