Байкальский капитан Кусто

В начале 60-х он одним из первых в водолазном снаряжении исследовал глубины Байкала в научных целях. Сегодня за его плечами более 4 тыс. часов погружений с аквалангом и десятки экспедиций с глубоководными обитаемыми аппаратами. Директора Байкальского музея СО РАН Владимира Фиалкова можно смело назвать байкальским капитаном Кусто. Благодаря ему в 1993 году закрытая экспозиция Лимнологического института на берегу озера превратилась в научно-популярный музей. В начале декабря здесь откроется новая трехмерная выставка, рассказывающая о развитии жизни на Земле в процессе геологических и других изменений. Для Владимира Абрамовича это итог трехлетней работы и своеобразный подарок к 70-летнему юбилею. 

– К своему прошлому юбилею вы открыли в музее виртуальную подводную лодку «Батискаф», в которой представили видеосъемки погружений в озеро на глубоководных аппаратах «Пайсис». Что собой представляет новая юбилейная экспозиция? 

– Новая экспозиция «Развитие жизни в процессе абиотических изменений на Земле» превращает Байкальский музей в музей естественной истории. Обычно когда во время экскурсии рассказываешь о Байкале, постоянно возвращаешься к прошлому. Наша сибирская платформа – одна из древнейших в мире. С помощью коротких анимаций мы покажем, как она путешествовала по всему земному шару, была южнее экватора, соединилась с амурской платформой, и как 25 миллионов лет назад начала образовываться байкальская впадина. Посетители экспозиции узнают, как устроена клетка, как появились первые многоклеточные организмы, в том числе губки, которые и сейчас обитают в Байкале, и почему они выжили во время катастрофы пермского периода, когда произошло массовое вымирание живого на Земле. В экспозиции представлен и современный этап истории планеты, показан круговорот органических веществ в природе, пищевые цепи на Байкале. Можно узнать о том, почему геологи считают текущий исторический период Земли аномально спокойным и благоприятным для людей. Мы постарались все объяснить доступно с помощью диорам и электронных планшетов. Экспозиция будет интересна и ученым, и школьникам. 

– Судя по отзывам школ, учебник по Байкаловедению, изданный Байкальским музеем, пользуется большой популярностью у ребят… 

– Сейчас мы ведем переговоры о включении музея в областную систему образования. В качестве базы для уроков можно использовать наш научно-образовательный центр и экспозицию «Живой мир Байкала под микроскопом», водить детей на экскурсию на научно-исследовательское судно, где они сами смогут брать пробы. Такое живое общение с природой сделает их более гуманными, патриотичными, серьезно повысит образовательный уровень. 

– Кто вам в детстве привил любовь к природе, к морю? 

– Книги. Я очень рано начал читать, в родительском доме в Харькове была большая библиотека мировой классики – Жуль Верн, Вальтер Скотт, Майн Рид, Станюкович. В 12 лет записался в Харьковский морской клуб ДОСААФ, ходил в секцию легких водолазов. И уже в седьмом классе стал инструктором военно-морского дела и вел в школе кружок. Тогда в продаже еще не было аквалангов, купить можно было только ласты. Маски мы мастерили из резины и стекла, а легочный автомат для акваланга я выточил по чертежам Кусто. Источником воздуха под водой служили баллоны от немецких реактивных самолетных двигателей. После восьмого класса я пошел работать на завод, был фрезеровщиком, токарем, слесарем. Тогда же окончил вечернюю школу. Параллельно читал лекции по подводному снаряжению ученым Украинского физико-технического института и продолжал погружения с аквалангом в местных водоемах, Черном и Каспийском морях.  

– Почему южный край поменяли на суровые сибирские морозы? 

– В Харькове я поступил в Горный институт на специальность «конструктор горных машин», учеба там мне показалась скучной, пугала перспектива однообразной работы. Бросив его, я пришел в Ленинградский гидрометинститут на заочное отделение. Как раз в это время мой друг детства Николай Резинков списался с известным иркутским биологом Михаилом Кожовым и получил от него приглашение поработать на Байкале. Мы, не раздумывая, поехали, было очень интересно посмотреть на самое глубокое пресное озеро. Кстати, тогда, в начале 70-х, в научных целях здесь никто не погружался. Мы были первыми, работали здесь весь август. Иркутск сразу очень понравился, по сравнению с Харьковым он казался домашним городом. Приехали сюда на следующий год, да так здесь и остались. Я бросил учебу в Ленинграде и поступил в Иркутский госуниверситет на специальность «гидрология суши». Студентом ездил в экспедицию в Большие Коты, познакомился там с будущей женой Ларисой, она была там на метеорологической практике. В 1965-м мы поженились, а в 1966-м родилась старшая дочь Юля. Жили в общежитии на 25-го Октября, нам дали комнату в подвале. После окончания ИГУ в 1969-м году по распределению поступил в Иркутское управление гидрометслужбы, в отдел озер и водохранилищ. В экспедиции стали ездить всей семьей. А спустя четыре года прошел по конкурсу в Лимнологический институт на должность младшего научного сотрудника лаборатории палеолимнологии. С тех пор я живу и работаю на берегу Байкала. 

– Сколько на вашем водолазном счету погружений? Расскажите о самом запомнившемся. 

– В общей сложности 4 тысячи часов погружений с аквалангом. Запоминаются обычно неудачные случаи. Однажды мы ходили с Николаем Резинковым подо льдом в Больших Котах. Заплыли близко к берегу. Легочные автоматы тогда крепились на баллонах. Я неудачно зацепился, слышу, грохот стоит за спиной, воздух выходит. Огляделся вокруг – проруби не видно. А люди наверху ходят, так и хотелось тогда на лед броситься. Но я себя уговариваю не паниковать, постепенно через 60 метров выхожу к проруби, смотрю – мой сигнальный конец лежит на дне, а вокруг него камни. Рвануть напрямую – значит запутаться, пришлось набраться терпения и осторожно намотать его. После этого случая я сутки проспал. В общем, остался жив благодаря собственной выдержке. У подводников ведь главное не физическая подготовка, а спокойствие.

Еще запомнилось самое глубокое погружение с аквалангом. Мы опускались на 86 метров, исследовали подводные каньоны. Хотелось поглубже их осмотреть. А когда в этом же месте ходили на «Пайсисах», то увидели, что реальная глубина здесь больше одного километра. 

– Сколько раз вы погружались в Байкал на «Мирах»? Какие открытия экспедиции считаете самыми неожиданными? И будут ли на озере продолжены глубоководные работы?

– На «Мирах» погружался восемь раз. Знаете, Байкал – это живой организм, там постоянно все меняется, поэтому трудно по увиденному судить о его возрасте. Один геолог, с которым я погружался в паре, сказал, что озеру не больше 8 тысяч лет. Для меня в экспедиции неожиданным открытием стали масштабы. Например, газогидратов. Ученые узнали о них еще во время первого сейсмопрофилирования на Байкале в 1989 году. На дне Байкала в северной котловине увидели три километра осадков над кристаллическим фундаментом. В среднем и южном Байкале – больше девяти километров. Внутри осадков были слои. У специалистов Института океанологии возникла гипотеза о том, что это газогидраты. А в 1993 году в рамках проекта «Байкалбурение» на поверхность были подняты взорванные трубки, это были замерзшие газогидраты, которые под низким давлением превращались в газ и взрывались.

Еще поразили масштабы нефти на дне Байкала. В районе мыса Горевой утес мы увидели горы битума – в год здесь разгружается до четырех тонн черного золота. Самое интересное, что в этой среде живут и питаются бактерии, плоские черви – целые оазисы.  

Кроме этого, благодаря «Мирам» мы, наконец, узнали, как в глинах, опоясывающих озеро, образуются отверстия – каверны. Дело в том, что в составе глины много органики, из нее выходит газ, окисляет стенку и возникает трубочка. Потом склон оползает, а трубка остается.

К сожалению, в этом году «Миры» для океана оказались невостребованными, они работали на Женевском озере, где максимальные глубины всего 300 метров, при том что они рассчитаны на 6 километров. У них очень хорошая команда, и хотелось бы, чтобы они продолжили исследования на Байкале. 

– Этим летом была утверждена концепция федеральной программы «Охрана озера Байкал и социально-экономическое развитие Байкальской природной территории до 2020 года». Ученые говорят, что на науку там заложены мизерные суммы… 

– Нас исключили из этой программы. Мы посчитали, что Иркутская область достойна иметь на Байкале музей естественной истории, и подали соответствующую заявку. Речь идет о здании площадью 30 тысяч квадратных метров с большими аквариумами и лабораториями, подводным залом с иллюминаторами. На эти цели необходимо порядка 7–8 миллиардов рублей. В качестве первого этапа мы предлагаем более простой вариант – пристроить к зданию музея павильон. Так мы сможем расширить вестибюль, разместить там тоннельный аквариум и оформить вход в музей через Байкал. Здесь же мы в качестве экспоната сможем установить «Пайсис», который сейчас находится в Калининграде и ждет, когда мы его оттуда перевезем, а на это опять же нужны немалые средства. Есть задумка разбить зимний сад и музей бабочек, оборудовать два больших конференц-зала. Цена вопроса – 130 миллионов рублей. 

– Поделитесь планами музея на 2012 год? 

– Во-первых, мы обновим экспозицию «Батискаф». Установим большие экраны и запустим новую видеосъемку. При этом одинаковых погружений подряд не будет – посетители смогут выбирать маршрут. Для этого мы запишем несколько вариантов фильма, используя видеосъемки погружений на «Мирах». Во-вторых, планируем выкладывать в интернет трансляции в режиме реального времени с Ушканьих островов и других особо охраняемых природных территорий. Хотим уйти от спутниковой связи с помощью системы WiMax, что позволит значительно увеличить объем передаваемых изображений и, соответственно, качество. У нас уже собрался солидный видеоархив из жизни нерпы. 

– Ваши дети и внуки пошли по научной тропе? 

– Старшая дочь по профессии биохимик, младшая – социальный работник. Они живут за границей, общаюсь с ними и внуками по скайпу. Старшему внуку 23 года, младшему – четыре. В начале декабря они приедут в гости на открытие нашей новой экспозиции. Байкал они любят с детства, малая родина притягивает.

Фото Владимира Короткоручко