Денис Цветков: Я в книге жизни только лишь страница
После знакомства с иркутским поэтом Денисом Цветковым, который недавно отметил 90-летие, приходишь к выводу о том, что привычное представление о прямой зависимости жизненной активности от возраста весьма относительно. Например, не поздно ли вступить в Союз писателей России в 89 лет?
Оказывается, нет, если ты действующий поэт и готовишь очередной сборник стихов. А глядя на живописные работы Дениса Цветкова, думаешь, что если бы их автор решил вступить в Союз художников России, то его приняли бы без вопросов. Однако вряд ли ему все это нужно, ведь он посвятил жизнь поэзии, и, кажется, вполне счастлив без дополнительных званий и регалий.
– Денис Михайлович, вы продолжаете писать картины?
– Нет, уже отписался. Я еще работал бы потихоньку, но в свое время мой друг, известный поэт Василий Федоров, сказал: «Денис, ты сидишь на двух стульях – пишешь стихи и рисуешь. Выбирай главное, пусть другое остается только хобби». Я послушал его и полностью отдался поэзии.
– Почему выбрали поэзию?
– Конечно, рисовать я тоже стал сравнительно рано, а стихи писать с восьми лет. Еще будучи школьником, в четвертом-пятом классе писал частушки. Иногда по заказу – приходили девчата и просили написать по такому-то случаю, а потом их дружно распевали. Свою первую книжку я купил у шобольника, когда мне было лет пять. В нашей глухой деревне Нижний Чулым в Новосибирской области он собирал всякое тряпье в обмен на книжки. Я помню, шобольник приехал по весне, и мне у него понравилась книжка «Красная шапочка», а предложить ему взамен было нечего. Тогда я ему отдал свои пимы, так у нас назывались валенки, они были старые, и папаша обещал мне скатать новые. Я пришел домой радостный, а мама, когда все узнала, покачала головой, но ругать не стала, и я прочитал эту книжку вслух. Потом таким же образом я приобрел книжку Алексея Кольцова, у нас был родственник с таким именем и фамилией, и мне почему-то казалось, что это его стихи. Я много тогда читал, поэтому меня приняли сразу во второй класс деревенско-сельской школы.
– Тем не менее, после окончания школы вы приехали в Иркутск поступать в художественное училище?
– Перед окончанием школы у меня дома случилась трагедия. 8 февраля 1937 года умерла мама, которая болела раком, а 18 февраля скоропостижно скончался отец, и я остался один. У моего старшего брата была уже огромная семья – четверо ребятишек. И я решил ехать к среднему Ивану в Иркутск, где он недавно отслужил в армии. В художественное училище я не попал, потому что опоздал на вступительные экзамены. Решил идти наниматься на работу на авиационный завод, которому тогда было всего три года. По пути зашел в универмаг и увидел объявление: магазину требуется ученик продавца. И деревенская смекалка подсказала мне, что здесь с голоду не пропадешь, а пока можно присмотреть, куда пойти учиться. Там я проработал год и случайно познакомился с известным российским поэтом, дважды лауреатом Государственной премии Василием Федоровым, который в 1937 году после окончания Новосибирского авиационного техникума приехал на отработку в Иркутск. Вот эту фотографию он мне подписал в 1940 году: «Денису Цветкову на память о совместных бреднях». В 1941 году он уехал в Новосибирск, потом поступил на очное отделение Литинститута и стал москвичом.
– Он оказал большое влияние на все ваше творчество?
– Если говорить откровенно, не будь Васи Федорова, меня бы не было как поэта. До знакомства с ним я два стихотворения опубликовал в заводской многотиражке «Сталинец», что-то о пионерах, конечно, их потом раскритиковали. Но по его совету я перешел работать в редакцию ответственным секретарем, а до этого я год проработал токарем на заводе. С 1941 по 1946 годы я служил в армии, принимал участие в войне с Японией, был в пограничных войсках. У меня есть стихотворение с такими строчками: «Жизнь свою я достойно прожил/ Усидел на лихом коне/ Никому ничего не должен/ Ничего не должны и мне». Кстати, редактором газеты был Василий Михайлович Бондарчук – двоюродный брат Сергея Бондарчука, мы вместе с ним играли в драмкружке.
Вот такой дурацкий у меня характер в молодости был – мало того, что занимался в изокружке, нужно было еще вступить в литературный кружок «Восточно-Сибирского комсомольца», потом «Советской молодежи», которым руководил Иннокентий Степанович Луговской, впоследствии мой хороший приятель. Кстати, некоторое время я работал в этой газете ответственным секретарем. Но и этого мне показалось мало, я вступил в драматический кружок в Доме культуры. И Василия Федорова туда затащил.
– Вы посвятили ему новую книгу?
– Да, книга «Земной поклон» у меня сейчас в работе. Пилотный образец сделал мой старший сын Сергей. Стихотворения собрались после сборника «Избранные стихи» в 2006 году, который был выпущен в свет к 85-летию. За эти годы я кое-что написал, и книга почти целиком посвящена Василию Федорову – ему я обязан всем, чего я хоть скромненько, но достиг. Говорят, не сотвори себе кумира, но я не согласен с этим, для меня Федоров – кумир. У меня есть такое стихотворение: «Друзей уж нет, но предо мной их лица/У каждого был свой нелегкий путь/Я в книге жизни только лишь страница,/Которую боюсь перевернуть (…)».
– Какие еще поэты вам нравятся?
– Классики – поэты «золотого века», «деревенщики». Из иркутских поэтов я уважал Виктора Киселева. Он не был выскочкой. Я, кстати, ненавижу выскочек, почему, может быть, меня и открыли к 90-летию, я никогда не ходил с протянутой рукой. Мне нравится Михаил Трофимов, ангарский поэт Валерий Алексеев и иркутский поэт Владимир Скиф. Из всех секретарей Союза писателей России один он додумался меня поддержать. Написал про меня статью в журнал «Северо-Муйские огни», помог вступить в Союз писателей России в 2010 году – собрал все документы, и мою кандидатуру утвердили в Москве. Сейчас его статья и моя подборка из 10–12 стихов будут опубликованы в первом номере журнала «Наш современник» за 2012 год.
– Скажите, сколько книг у вас вышло?
– «Земной поклон» – седьмая изданная книга. Еще я написал десять детских книг со своими рисунками, но ни одна из них не была издана. Кстати, в «Восточно-Сибирском издательстве» мои книги не выдерживали рецензий у иркутских поэтов. Не знаю, в чем причина, возможно, в том, что я никогда не участвовал в этой дележке в Союзе писателей. У меня есть по этому поводу стихотворение: «У меня ни своих, ни чужих,/ Потому и свободен мой стих./ Так уж, видно, угодно судьбе,/ От рожденья я сам по себе./В жизни сам все пилю, все колю, /Сам соломки себе не стелю,/А бываю когда во хмелю,/ Задушевные песни пою./ Пусть иные злословят порой: /Мол, смотрите-ка гордый какой! /Да, я гордый, и этим горжусь,/Я зубами за землю держусь!» Это мое жизненное кредо.
Есть еще три тома «Исповеди» – автобиографической трилогии, она издана благодаря моему старшему сыну в трех экземплярах – двум сынам в наследство и мне, а когда я уйду в мир иной, она будет передана в Союз писателей России. Книги дополнены моими рисунками и стихами. Здесь есть и фотографии, вот, например, моя семья, жена и двое сыновей.
– Расскажите, как вы познакомились с женой?
– С женой Марией я познакомился в драматическом кружке, она мечтала стать актрисой, но когда приехала из Забайкалья поступать – простыла. Потом пошла работать, но театральная струнка привела ее в драмкружок. Мне уже было 25 лет, я пришел из армии. А она закончила десятилетку. Потом на праздновании Нового года я пригласил ее на танцы. Мы дружили два года. 20 июня 1948 года я пришел свататься, и 63 года мы живем душа в душу. За все это время у нас не было ни одного серьезного скандала. Обычно больной вопрос в семье – зарабатывание денег. А я был еще тот добытчик – с работы приду, беру этюдник, иду на Ангару рисовать, вечером уйду в студию и так далее. Но Марья Васильевна всегда говорила: «А что, если я его буду пилить, денег прибавится?»
Все свои книги я посвятил ей, как и эти строки – она для меня и мама, и жена, и первый критик: «Пред именем твоим /Душою не кривлю:/Я счастлив, что любим, / Но трижды,/Что люблю!..»