Кардиограмма любящего сердца

У областного министерства культуры кроме руководящей есть еще одна функция – меценатская. На субсидии из областного бюджета могут рассчитывать люди творческих профессий: художники, архитекторы, кинематографисты… В прошлом году на поддержку двух десятков проектов, прорвавшихся сквозь жесткие конкурсные рогатки, было израсходовано 2,2 млн рублей.

В число счастливчиков попал и писатель Владимир Максимов. Министерская поддержка помогла ему выпустить в свет книгу «Подарок для бездомной кошки». О ней мы и повели разговор с автором.

– Название книги попахивает Теннеси Уильямсом, который тоже благоволил к этим четвероногим. Или я не прав?

– Отчасти. У него описано, как душа одинокого маленького человека в поисках друга прилепляется к бездомной кошке, а в моем рассказе бродячая кошка, поселившаяся на чердаке, сплачивает целый двор, пробуждая доброту и сочувствие, которые почему-то нас сегодня покинули. Не знаю, как по содержанию, а по оформлению, сделанному Юлией Ружниковой, это лучшая из моих 15 книг. Юлия отыскала на небе, что бы ты думал? – созвездие Кошки. Этим именем окрестил его два столетия назад французский астроном Жозеф де Лаланд, сказав при этом: «Я очень люблю кошек и хочу, чтобы это животное царапалось на небесной карте».

– Это сборник рассказов?

– Кроме шести рассказов в книгу вошла и небольшая повесть «В одном провинциальном городе». У ее героя все вроде складывается удачно: поступает в аспирантуру тогда еще ленинградского Зоологического института, ходит в белом халате по мраморным ступеням… А через два года, когда уже сделаны наброски кандидатской, вдруг все бросает и уходит в никуда, на буровую, в грязный вагончик, где пьянь и рвань.

– Постой, постой, что-то знакомое. Это, если не ошибаюсь, твоя биография?

– Точно, моя. Все мои книги – кусочки биографии.

– Не жалел, что променял науку на весьма коварную писательскую долю?

– Еще в юности надо понять: что твое, а что нет. Ошибешься – обречешь себя не на жизнь, а на маяту. Наука мне нравилась, но чтобы уж беззаветно… Я, учась еще в сельхозинституте на охотоведческом факультете, писал дневники, описывал повадки зверей. Недавно в журнале «Охота и природа», между прочим, роскошный журнал, распространяемый по всему СНГ, опубликовал старый рассказ об охоте на кабана. Вдруг звонок из Киева. И стонущий голос в трубке: «Можно к вам приехать поохотиться, а то у нас, кроме рябцов, ничего нет, а какая на них охота».

– А как с твоей любимой поэзией: дал отставку?

– Ну как можно. Буквально перед Новым годом выпустил поэтический сборник «Кардиограмма чувств», куда вошли стихи, написанные за последние два года.

– Тоже на минкультовские деньги?

– Нет, сам вложился, спонсоры помогли. Самое ценное в нем – предисловие, написанное мною. Я попытался оценить, проанализировать и даже как бы анатомировать такое сложное чувство, как любовь. Поскольку задача сложная, то я призвал в помощники и Леонардо да Винчи, и Пушкина, и Тютчева… Но сам знаешь, постичь логику любви невозможно даже в такой авторитетной компании.

– «Мы подчинялись логике другой – внезапных чувств, неясных ощущений…» Я правильно цитирую твой стих?

– Все верно. «Читала женщина роман… чему-то улыбалась. И бабочка своим крылом ее груди касалась». Мне кажется, что в любом возрасте человек способен влюбиться. И меру его любви можно измерить своеобразной кардиограммой. Она может вспыхнуть, может затухнуть. Но навсегда не исчезает. А если исчезает, то вместе с ней исчезает и жизнь. И вместо пиков кардиограммы – безжизненная полоса.

– Ты раньше часто колесил по области, участвуя в писательских десантах. Это практика уже в прошлом или продолжается?

– Этой осенью мы вместе с ангарским поэтом Александром Обуховым и участниками «Музейного экспресса» объездили весь Нукутский район. И куда бы ни приезжали – клубы полные. И вот что я заметил – люди как-то переменились. Помягчели что ли, уже без прежней злобы. Какая-то надежда появилась. После одного из выступлений в дальней деревушке подошел ко мне мужчина, у которого комбайном по локоть оторвало руки. Продайте мне, говорит, вашу книгу. Да что вы, я вам ее и так подарю, отвечаю. Нет, говорит, это ваш труд, а каждый труд должен быть оплачен. Ты знаешь, у меня даже слезы на глаза навернулись. Верно писал Милорад Павич: «Пока есть писатель и читатель – общество живет».