Поборник рационального использования природы

В многочисленном своде российских праздников День охотоведа отсутствует. Но это не смутило выпускников факультета охотоведения Иркутской сельхозакадемии. По сложившейся традиции они отмечают его в последнюю субботу мая, съезжаясь со всех концов страны в свою альма-матер.

Последняя встреча была особенно многолюдная, поскольку она совпала с проведением международной научно-практической конференции, посвященной 110-летию со дня рождения биолога, ученого-охотоведа, профессора Василия Николаевича Скалона. Гости прибыли не только из ближнего зарубежья, но также и дальнего: из Чехии, Польши, Испании, Германии.

Московский вуз уехал в Сибирь

В историю Иркутска Скалон вошел главным образом как основатель факультета охотоведения сельскохозяйственного института. Когда-то, в начале 30-х годов попытка такая делалась, но не прижилась. А зря, считал Скалон, самый валютный район Сибири, поставляющий на международные аукционы десятки тысяч соболиных шкурок, должен готовить собственные охотоведческие кадры, знающие особенности обитания животного мира своего региона.

Свое мнение заведующий кафедрой зоологии университета им. Чойболсана из Улан-Батора (тогда он там работал) высказал на проходившей в 1947 году в Иркутске конференции по развитию производительных сил Восточной Сибири. Это мнение учли. Помогла и развернувшаяся в те годы кампания по переводу ряда столичных вузов в провинцию, поближе к их специфике. Под эту реформаторскую волну попал и пушно-меховой институт, готовящий охотоведов.

Будучи человеком чрезвычайно настойчивым и упорным  в отстаивании своих взглядов, Скалон два года наседал на министерских чиновников, чтобы охотоведческую часть пушного вуза передали Иркутскому сельхозинституту. И добился своего: в 1950 году в далекую Сибирь отправили значительную часть институтской библиотеки, чучела животных и студентов двух старших курсов.

На первых порах преподавателей не хватало, и завкафедрой, обладая обширными познаниями во многих научных дисциплинах, читал лекции не только по своему коньку: «Организация охотничьего хозяйства», но и по зоологии позвоночных, зоогеографии, экологии, этнографии… Он даже посвящал студентов в секреты пчеловодства.

Он никогда не был кабинетным ученым. Его молодость – это непрерывные экспедиции. Начиная с 1924 года он постоянно в пути. То исследует фауну бассейна реки Абакан, то руководит зоологической экспедицией в Приангарье, то возглавляет Таймырскую охотустроительную экспедицию Востсибпушнины, маршрут которой пролегает по диким, неисследованным районам севера, то изучает ареалы распространения зверей и птиц в Якутии…

Бегство от своей биографии

Очень плодотворным оказалось для него трехлетнее пребывание в Кондо-Сосьвинском боброво-соболином заповеднике на севере Урала в качестве замдиректора по науке. Место глухое, отдаленное, путь туда из Омска занимал около месяца. Но это его не остановило. Он перебрался туда вместе с женой и двумя детьми и с головой окунулся в научные исследования. С его портативной печатной машинки, с которой он буквально не расставался, слетали самые разнообразные статьи по охотоведению, зоологии, этнографии, истории Сибири…

Один из коллег Скалона по заповеднику Кронид Гарновский очень живо описал молодого ученого: «Среднего роста, с большой черной бородой и голубыми глазами. Он подвижен и экспансивен до крайности. Кажется, не способен разговаривать спокойно, в нем бурлит темперамент его испанских предков».

Гарновский ошибся: бурлил темперамент не испанских, а французских предков, которые оставили ему в наследство прекрасное знание французского языка. Но настали времена, когда иностранные корни стали рассматривать как враждебные советской власти. После проведенной в 1924 году чистки студент второго курса естественного отделения физико-математического факультета Василий Скалон был отчислен из Томского университета как «непролетарский элемент». Лишь спустя два года ему удалось восстановиться и продолжить учебу.

Собственно, и отъезд в Кондо-Сосьвинский заповедник можно рассматривать как побег от длинных рук НКВД. Шел 1938 год, и целый ряд сибирских ученых, в том числе и крупных охотоведов, попал под каток репрессий. А Скалон прекрасно сознавал, что с его родословной он был верный кандидат во «враги народа». Лучше всего было переждать погром, учиненный в науке, в далеком Зауралье.

Ходячая энциклопедия

– В нем была видна порода, – рассказывал мне Виктор Сергеевич Камбалин, учившийся в 70-х годах у Скалона, а ныне профессор кафедры организации охотничьего хозяйства сельхозакадемии. – Осанистый, с роскошной черной бородой, он словно был вынут из прошлого и перенесен в настоящее, демонстрируя тип российского дореволюционного профессора.

Говорят, студентов, боготворивших Василия Николаевича и сбегавшихся на его лекции, прозвали скалонистами. А слушать его, признаются многие, было чистым наслаждением. Прекрасный язык, ясность изложения, а главное – энциклопедичность. Если он касался вопросов охотничьего хозяйства, то непременно влезал лет на двести в глубь истории. И все это живо, экспрессивно, с эмоциональным подъемом.  

– Для студентов, особенно интересовавшихся наукой, он был, можно сказать, отец родной. – вспоминает Камбалин. – Прощал их слабости.

Главная слабость была у всех одна: как только открывался охотничий сезон, примерно, с первое по десятое мая аудитории пустели. Все кто мог, раздобывали правдами и неправдами справки о мнимых болезнях и оправлялись бродить с ружьишком по окрестностям Иркутска. Уток пострелять, на глухарином току посидеть… Деканат, конечно, мечет гром и молнии, грозит всевозможными карами. А Василий Николаевич, посмеиваясь в бороду и прекрасно понимая, куда студенты навострили лыжи, только и пошутит: на болезнь отмеряю вам ровно неделю, чтобы десятого мая все как штык явились на занятия.

Чего Скалон терпеть не мог, так это административной работы. Он соглашался возглавить кафедру, когда под рукой не было достойного человека. Как только такой появлялся, он с облегчением слагал с себя  тяготившие его регалии. Всегда хотел быть свободным человеком. Просто профессором, с головой погруженным в свою любимую науку.

Не надо насиловать природу

С начальством, особенно партийным, отношения у него не складывались. Не только потому, что был он человеком беспартийным и, как поговаривали, даже верил в бога, но и в силу независимого нрава, унаследованного, по-видимому, от его дворянских предков.  

Тогда в планировании охотничьего хозяйства доминировала не наука, а руководящая рука партии. Весьма популярен был лозунг, выдвинутый последователями Лысенко и призывающий обогащать природу. Под эту лавочку, например, учинили, можно сказать, злодейское дело: расселили по многим областям – Астраханской, Курганской, Московской – дальневосточного аборигена – енотовидную собаку. Быстро размножившись, она стала не только разносчиком бешенства, но буквально бедствием для водоплавающих птиц, уничтожая их яйцекладку.

Профессор Скалон, естественно, резко критиковал подобные бездумные новации. Он был поборником рационального использования природы. Любил повторять: ресурсы тайги – кладовая страны. И не надо насиловать природу, она сама все отрегулирует. Если ей и помогать, то спасая исчезающие виды животных, загубленные человеком. Того же, например бобра, некогда составлявшего немалую долю сибирского ясака, а ныне почти выведенного.

К бобру, за повадками которого он пристально наблюдал, работая в Кондо-Сосьвинском заповеднике, он питал особую слабость. Даже защитил по нему докторскую диссертацию. Неудивительно, что подняв архивы и убедившись, что бобры некогда в изобилии обитали в Приангарье, он решил вернуть их в прежние владения.

– И ведь прижились, – подтвердил еще один из учеников Василия Николаевича, старший научный сотрудник кафедры организации охотничьего хозяйства Борис Николаевич Дицевич. – Основная популяция размещается в Зиминском районе, там даже специально создан бобриный заказник. Оттуда они уже перебрались в Тулунский район.

Он рассказал, что в следующем году исполнится 110 лет еще одному известному иркутскому ученому, Виктору Владимировичу Тимофееву. Благодаря его стараниям была восстановлена популяция соболя, пришедшая на грань исчезновения в 20–30-х годах прошлого века. Тогда в тайге было расселено более 5 тыс. соболей.

– Одновременно с научной конференцией, посвященной памяти Тимофеева, – сказал Дицевич, – проведем Всероссийское совещание по соболю. Мы же сегодня самый соболиный край в стране, нам будет, о чем поговорить.