Геном творчества Анжелики Алсаткиной
Оригинальные работы усть-ордынского художника Анжелики Алсаткиной, созданные из кожи, конского волоса, меха, войлока и других природных материалов производят сильное впечатление и запоминаются надолго. Работы мастера давно стали визитной карточкой не только Усть-Ордынского Бурятского округа, но и всей Иркутской области.
О том, как она пришла в искусство, о своем отношении к жизни и творчеству художник рассказала в интервью нашей газете.
– Анжелика Борисовна, что подтолкнуло вас выбрать творческую профессию?
– Думаю, детские впечатления. До пяти лет я жила в деревне в Аларском районе на лоне природы в любви и ласке. Моя мама – филолог по профессии, преподаватель русского и литературы, с детства учила меня познавать мир, а папа – геолог. А когда пришло время идти в школу, мы переехали в Иркутск, и я впервые побывала в художественном музее. Помню, после жаркой улицы непередаваемая атмосфера этих залов, таинственная прохлада, в которой существовали картины и скульптуры, ощущалась особо. Думаю, именно тогда я поняла, что хочу быть причастной к этому миру.
– Как вы думаете, склонность человека к профессии закладывается генетически?
– В значительной степени это так. Сейчас, с высоты своих лет, я понимаю, что заниматься искусством мне было предназначено судьбой, в другой профессии я наверняка была бы несчастна. Но природную предрасположенность надо развивать: я ходила в художественную школу, которая располагалась на улице Сухэ-Батора, в Коммерческом подворье, и хочу сказать, что это был дивный мир отношений, где преподаватели-фронтовики к каждому ребенку обращался на Вы. И это отношение к нам, как к необыкновенным личностям, давало уверенность в собственных силах.
– Почему же вы поступили на архитектурный факультет политехнического института?
– Я планировала поступать в училище искусств, но родители убедили меня в том, что нужно получить высшее образование. И поскольку архитектура была ближе всего к тому, чем я хотела заниматься, я поступила в политех и не жалею, ведь это универсальное образование, которое очень пригодилось мне в жизни. Потом было распределение, и меня отправили в город Краснокаменск Читинской области. Там я три года работала архитектором в НИИ. Работа мне не очень нравилась, ведь 11 месяцев приходилось корпеть над обычными строительными задачами: размерные цепочки, отверстия, канализация, энергообеспечение, и только один месяц оставался на творчество. И я не выдержала – натура просила свободы и самовыражения, поэтому я перешла в архитектурно-художественные мастерские Приаргунского управления строительства. Наш коллектив состоял из талантливых художников, керамистов, витражистов со всего Союза, и общение с ними дало мне хороший творческий толчок.
– Как случилось, что вы переехали в поселок Усть-Ордынский?
– Это произошло в 1990-е годы, я просто решила вернуться на родину, а поскольку у меня не было возможности купить равноценное жилье в Иркутске, я переехала в поселок Усть-Ордынский. Здесь, в традиционной культурной среде, во мне проснулась генетическая память. Это было чувство до дрожи, до трепета, потому что когда начинаешь изучать наследие своих предков, собирать по крупицам то, что было утеряно, утоптано глубоко в грунт за 70-летнюю советскую историю, неожиданно обретаешь самого себя. В общем, все сложилось наилучшим образом, сначала была мастерская, где я работала с единомышленниками, потом на ее базе был организован Центр народных промыслов, первым директором которого мне довелось стать. Но я быстро отказалась от чиновничьей работы – это не мое. Можно сказать, что в Усть-Ордынский я приехала пустая, как подойник, а бурятские верования, искусство и материально-бытовая культура наполнили меня до такой степени, что мне захотелось отдавать все это людям, но переосмыслив это наследие, как человек, живущий в XXI веке.
– Известность вы приобрели в значительной степени благодаря созданию костюмов по бурятскому фольклору?
– Каждого художника рано или поздно тянет в сценографию. Для меня костюм – это архитектура, скульптура и театр одновременно. А еще мой способ в движении выразить удивительные образы бурятской культуры: богиню мать, женщин-птиц, оборотней, дарительниц победы. Пусть эти костюмы непрактичны и недолговечны, но они дарят людям эмоции, и эта зрительская реакция меня, как автора, заряжает. Когда аудитория начинает бурно реагировать, я понимаю, что дернула эту глубинную, генетическую струну, и человек зазвучал. И эти эмоции потом дают мне энергию заниматься скульптурой и графикой. Например, сейчас мне хочется взяться на цикл графики, посвященный бурятской мифологии.
– Где вы искали материал о национальной культуре бурят?
– Материал собирался 20 лет по крупицам из музеев Бурятии и Иркутской области, Красноярского края, из экспедиций. И знаете, какое открытие я для себя совершила? Оказывается, чем глубже начинаешь постигать национальную культуру, тем больше ты понимаешь, что она схожа со всеми мировыми культурами. До погружения в свою национальную культуру я глубоко изучала русский костюм, и когда взялась за бурятский, обнаружила, что там очень много общего в орнаменте, в сакральном значении отдельных элементов, цветов. Я считаю, что те, кто разжигают национальную рознь, не знают сами себя.
– Что еще дала вам культура родного края?
– Вы часто говорите, что бурятская культура до конца не познана и очень глубока.
– Бурятская мифология многоуровневая, масштабная, космическая по своему звучанию. Даже мир ада у нас имеет семь уровней, а пантеон богов богаче греческого. В наших улигерах и мифах зашифрована глубокая народная философия, а в верованиях заключены практики гораздо более сильные и целительные, чем, например, известные всем йогические. И если современная наука, объясняя разные сферы жизни, разделяет их на лоскутки, то древний бурят воспринимал мир в совокупности, целостности всех явлений, и это поражает.
– Насколько эти знания востребованы среди молодежи?
– Обычно старшие ругают молодежь, так повелось издревле, но я понимаю, что она лучше нас. Для многих молодых людей этническая самоидентификация сейчас очень важна. Они много читают, с удовольствием надевают костюмы, расспрашивают стариков. Им важно найти себя, я уверена, что у них есть будущее, и, возможно, им удастся сделать нашу жизнь лучше.
