Юрий Вашукевич: Иркутск – самое подходящее место для пушного аукциона
Практически вся пушнина, и дикая, добытая охотниками, и клеточная, выращенная на фермах, продается на нескольких мировых аукционах. Три из них расположены на американском континенте, в городах Сиэтле, Торонто и Норс-Бей, три – в Европе: Копенгагене, Вантаа (Хельсинки) и Санкт-Петербурге.
Но в этот устоявшийся порядок может вклиниться еще один продавец – Иркутск. О вероятности проведения в Сибири пушного аукциона рассказывает заведующий кафедрой экономики и организации охотничьего хозяйства факультета охотоведения Иркутской сельхозакадемии Юрий Вашукевич.
– Идея организации такого аукциона не нова. Ее активно обсуждали еще в конце 80-х годов прошлого века, потом она всплыла в начале 2000-х годов, и вот мы, по сути дела, возвращаемся к ней в третий раз. И надо сказать, идея-то не беспочвенная. Многие годы Иркутск был центром сбора пушнины. На прекрасно оборудованную пушно-меховую базу свозилось до 80% соболиных шкурок, добытых в Сибири. Хотя она сейчас в частных руках, но в случае необходимости ее можно использовать для хранения и сортировки шкурок. Кроме того, город располагает современным бизнес-центром, пригодным для проведения торгов. Добавьте сюда выгодное географическое расположение. Не забывайте, хотя основные покупатели мехов – европейцы, шьют они свои шубы и горжетки в Китае, где производственные затраты в три-четыре раза ниже. Ну а туда от нас, сами понимаете, везти намного ближе, чем из Петербурга.
– Но ведь все эти плюсы существовали и раньше, почему же идея все-таки не была реализована?
– Не было главной составляющей – государственной политики. Всех устраивало, что вся меховая торговля еще с советских времен сосредоточена в руках «Союзпушнины», через которую проходило около 95% добываемого в стране соболя. Сейчас ситуация изменилась. Не далее как в июле вышло постановление российского правительства, в котором среди прочего указывалось на необходимость создания на территории России новых площадок для торговли пушниной.
– Но должны быть веские причины, чтобы разрушить монополию «Союзпушнины» и создать ей конкурентов?
– Причин много. В последние годы динамика продаж росла быстро и достигла 750 тыс. шкурок. Это, конечно, очень хорошо. Плохо другое: выяснилось, что его продается вдвое больше, чем выдается охотникам разрешений. Это же прямой ущерб государству. Каждая лицензия стоит 120 рублей, помножьте на 300 тыс. левого соболя, и получается, что казна ежегодно теряет почти 40 млн рублей. Есть и еще один существенный момент. Вместе с количеством росла и цена. В прошлом году она достигла рекордной отметки – 240 долларов за шкурку. А в ходе двух последних аукционов – январского и апрельского – внезапно упала до 140 долларов. Это непременно ударит и по охотникам. Если в прошлом году закупочная цена за шкурку доходила до 6 тыс. рублей, то нынче, боюсь, она не поднимется выше трех тысяч.
– Отчего рухнул аукцион? Спрос понизился?
– Ну, я не думаю, чтобы спрос так резко мог пойти на спад. Женщины, конечно, ветреные существа, но чтобы вот так в одночасье охладеть к соболиным палантинам и шубкам – в это невозможно поверить. Тут, думается, другое. Не исключено, что действуют какие-то негласные экономические санкции. Все-таки основные покупатели европейцы, и они играют в одни ворота со всеми. Многие поставщики пушнины винят «Союзпушнину». У нее только громкое название, оставшееся от былых времен, а на самом деле это частное предприятие, где всеми делами заправляют два-три человека. Считают, что у них есть возможность манипулировать рынком и самим товаром, заключая предварительные сделки. С недавних пор «Союзпушнина» взялась сама за скупку шкурок. После этого поставщики зачастую как бы перестали узнавать свою пушнину. Естественно, возникло подозрение, что лучшие образцы в ходе пересортировки перекочевывают в лоты, принадлежащие самой «Союзпушнине». То есть идут какие-то закулисные игры, которые невозможно проверить.
– А где гарантии, что иркутский аукцион будет более прозрачным и справедливым?
– Гарантии в том, что он будет не частным предприятием, а акционерной компанией, учредителем которой станут сами поставщики пушнины. Они не только пресекут возможные нарушения руководства аукциона, но и получат возможность зарабатывать дополнительные средства на комиссии, которая составляет в среднем 10% с продаж. Оборот петербургского аукциона оценивается примерно в 6 млрд рублей. Следовательно, комиссия составляет 600 млн. Согласитесь, немалая сумма. И вся она будет оставаться на территории области.
– Звучит заманчиво, но есть один немаловажный фактор – поставщики. Согласны ли они отказаться от накатанной дороги и привезти пушнину в Иркутск?
– Тут не один, а два фактора. Поставщики привезут пушнину, если будут покупатели, а покупатели приедут, если будут уверены, что найдут пушнину в достаточном количестве. Видите, как все взаимосвязано.
– И с какого конца начинать?
– Я уже поговорил со многими основными поставщиками соболя из Якутии, Красноярска, Бурятии, Приморья. Это мне не чужие люди, почти все оканчивали наш факультет. Они согласны, что Сибири давно уже пора обзавестись своими пушными аукционами, но плодить их число не следует, максимум два, а лучше один, чтобы набрать как можно больший объем продаж. Согласны и с тем, что Иркутск – самое подходящее место для устройства аукциона. Но пока все осторожничают, и я их понимаю. На любом изломе всегда возможны форс-мажоры. Бизнесмены могут сыграть на понижении. Чтобы избежать сговора, надо завлечь как можно больше покупателей. Чем больше покупателей, тем сильнее конкуренция.
– Если все удастся, то в какое время планируется проведение аукциона?
– Со временем сложно. График мировых аукционов расписан на весь год, и крупные покупатели, следуя ему, непрестанно мотаются с одного на другой. Например, в том же Петербурге первый проводится в декабре, это как бы прикидочный, а уже основные – в январе и апреле. Когда мы будем готовы, то выйдем на международную ассоциацию меховых заготовителей с просьбой включить нас в график, гарантируя, что объем продаж будет не меньше 300 тыс. шкурок. Иначе к нам просто никто не поедет. Лучшее время – это, конечно, февраль.
– Не объявится ли на Иркутском аукционе тоже «левый» соболь, добытый сверх квоты?
– А откуда берутся эти «левые» шкурки? До последнего времени малым народностям разрешалось добывать соболя сколько угодно, безо всяких лицензий. Этой поблажкой скупщики и пользовались: мол, приобрели шкурки у эвенков или тунгусов, попробуй, проверь. Сейчас, как я знаю, охотникам из малых народностей будут выдаваться разрешения. Выдаваться бесплатно, но, по крайней мере, появится ясность: сколько же они добывают реально. Кроме того, разрабатывается методика, по которой шкурку каждого добытого зверька будет клеймить государственный охотинспектор. Естественно, при наличии лицензии. Не знаю, насколько это поможет упорядочить контроль. На мой же взгляд, все дело в заниженных квотах на отстрел.
– Но они же определяются на основе общей численности соболя.
– А кто точно считал? Да, прежде, когда были коопзверопромхозы, госпромхозы, учет велся профессионально, и погрешности были невелики. Сейчас это все отдано на откуп охотпользователям, и считают на глазок. А если подсчитано неправильно, то и квота неправильная. Это беда нашей системы контроля и мониторинга. Судя по объему добываемого соболя, его численность по сравнению с советскими временами выросла раза в полтора-два. Раньше наиболее удачливые охотники добывали за сезон максимум полторы сотни, а сейчас, случается, и по триста шкурок выносят из тайги.
– Почему же соболя стало больше? Что повлияло на его демографию?
– Раньше промысловая территория была значительно обширнее, практически вся тайга была разбита на участки. До дальних угодий добирались без проблем: на вертолетах летали, как в автобусе ездили. Сейчас, когда цены на вертолет взлетели до небес, отдаленные районы не промышляются. И они превратились в естественные резервации, где соболь активно плодится. Молодняк потом расселяется на другие участки, его в основном и ловят, а племенной состав так и остается в резервации.
– Пушной аукцион, как я понимаю, не только выгодное предприятие, но еще и престижный проект, влияющий на туристическую привлекательность Иркутска.
– Об этом говорил и губернатор области, на приеме у которого мы побывали с Виктором Ивановичем Романовым, одним из крупных поставщиков соболя и давним инициатором организации иркутского аукциона. Есть у нас и еще одна крамольная мысль: не ограничиваться пушным аукционом, а создать на основе того же акционерного общества еще один – по продаже дериватов диких животных. Я имею в виду мускусную струю кабарги, желчь медведя, маральи панты и окостенелые рога диких оленей… По объему оборота они могут посоревноваться с соболем. Одной струи кабарги продается не менее чем на 6 млн долларов.
– А как сейчас ведется эта торговля?
– Все поставляется по прямым контрактам, и разбег цен между покупателями, в основном корейцами, японцами и китайцами, бывает весьма существенным. Кто-то способен торговаться, и сбывает грамм струи за 50 долларов, а кто-то довольствуется и 30. А будь аукцион, цены бы непременно поднялись, что было бы только на пользу охотникам.
