И в аду есть жизнь
Гузель Яхина «Зулейха открывает глаза»
«Издательство АСТ», 2015 г.
Пожалуй, лучший русский роман этого года. Гузель за него уже получила премию «Ясная поляна», и будет вполне справедливо, если ей дадут «Большую книгу» или «Букера».
О Гузель Яхиной пока известно немногое: родилась в 1977 году в Казани, окончила Казанский государственный педагогический институт, факультет иностранных языков, работала в PR-агентстве. Сейчас живет в Москве, учится в Московской школе кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь». Так что «Зулейха открывает глаза» – ее дебют в большой литературе.
Роман захватывает буквально с первых страниц, сразу погружая в такую архаику, в такую «кровь и почву», что аж мурашки по коже. Ну да, история, этнография нынче в моде. Сейчас что ни роман, то исторический, но такого сильного проникновения в материал мало у кого найдешь. И написано все в нарочито кинематографическом стиле (недаром же автор учится в Московской школе кино), что перед глазами встают не буквы, а живые картинки. Несомненно, писалось все это с прицелом на экранизацию.
Итак, 1930 год. Глухая татарская деревня Юлбаш. Тридцатилетняя женщина Зулейха живет так, как жили ее предки. Зулейхе, можно сказать, еще повезло, когда она вышла замуж в 15 лет. Муж Муртаза бьет ее редко, он хороший хозяин, в доме относительный достаток, несмотря на продразверстку, реквизиции и продналоги. Спит она на сундучке в женской половине избы, Муртаза, естественно, на мужской. Четверо дочерей Зулейхи умерли в младенчестве. С ними, но в своем доме, живет свекровь Упыриха, которой исполнилось сто лет и которая издевается над снохой, как только может. Зулейха непосильно трудится с утра до ночи, и кажется, что так будет вечно. Но тут советская власть решает организовать колхозы, а кулаков сослать в Сибирь.
Муртазу во время раскулачивания убивают чекисты, и в Сибирь Зулейха отправляется одна. Вырванная из привычной среды, из традиционного рабства, забитая женщина Востока сначала теряется, а потом понимает, что для нее начинается жизнь, о которой она не могла и мечтать. Например, она никогда не покидала родной деревни и даже не чаяла увидеть Казань. А тут раз – и в городе. Ну да, пересыльная тюрьма – не сахар. Но в ней худо-бедно кормят и работать не надо. Полгода скитаний в вагоне-теплушке, конечно, не развлечение, но ведь выжила, страну посмотрела, с людьми научилась общаться. А когда пришла пора рожать на берегу Ангары в дикой тайге, то рядом оказался акушер от Бога, и мальчик выжил.
Так случилось, что чекист-комендант попался не такой уж сволочной, а даже совестливый. В поселке ссыльных поселенцев Семрук жизнь оказалась свободней и сытней, чем в родной деревне под гнетом традиционных семейных ценностей. Мальчик рос не в дремучей патриархальной среде, а в окружении интеллигенции: живописи его учит выпускник Питерской академии художеств, французскому – бывшая графиня, а медицине – профессор Казанского университета. Да и сама Зулейха находит свое женское счастье, которое ей не светило бы в Юлбаше. Нет-нет, ужасы ГУЛАГа в романе есть, но они на втором плане. После Шаламова писать про ужасы как-то уже неприлично. Главное – это та неожиданная мораль, которая возникает в конце романа, та правда жизни, которая проникает в текст. Да, миллионы судеб переломаны через колено, миллионы убиты, но для кого-то этот ад обернулся раем и дал шанс прожить другую, лучшую жизнь.
