Стихия нейрохирурга
Самое важное в его работе – качественно лечить людей. «Каждый отдельный пациент должен быть отдельным проектом», – считает заведующий нейрохирургическим отделением Иркутской горбольницы № 3 Александр Семенов. Нередко в операционной врачу приходится принимать решения, от которых зависит жизнь человека. О верных решениях доктора свидетельствуют бесчисленные отзывы благодарных пациентов. А недавно губернатор вручил Александру Семенову госнаграду, присвоив почетное звание «Заслуженный работник здравоохранения Иркутской области».
Досье
Александр Валерьевич Семенов, 43 года. Заведующий нейрохирургическим отделением Иркутской городской клинической больницы № 3. Доцент кафедры травматологии, ортопедии и нейрохирургии Иркутской государственной медицинской академии последипломного образования, эксперт Фонда обязательного медицинского страхования по оценке качества нейрохирургической помощи. С 2009 года главный нейрохирург областного центра, руководитель Иркутского отделения Сибирской Ассоциации нейрохирургов «СибНейро».
– Александр Валерьевич, вы начали заведовать отделением в 35 лет – возраст достаточно молодой. Как вас принял коллектив, не было ли снисходительного отношения со стороны более старших коллег?
– Конечно, сотрудники присматривались ко мне, к моей работе. Тогда я уже владел многими видами нейрохирургических операций, являлся кандидатом медицинских наук.
Многое в отделении удалось изменить благодаря помощи главного врача больницы и департамента здравоохранения Иркутска. Например, мы провели капитальный ремонт – поменяли стены, полы, обновили коечный фонд.
Но самое главное, получили современное оснащение. Знаете, есть такое понятие – «высокотехнологичная медицинская помощь». Нейрохирургия – она вся высокотехнологичная и требует точной диагностики. Очень сложно заниматься нейрохирургией без компьютерного томографа, но когда я пришел работать, здесь его не было. И при этом шел не меньший поток нейрохирургических больных. Использовались более тяжелые методы диагностики. Например, чтобы поставить диагноз, мы выполняли пункцию сонной артерии в рентгенкабинете, облучались вместе с больным. Сейчас эпоха высоких технологий. Например, во время операции можно безопасно сканировать мозг и определять локализацию внутримозговых образований. У нас сегодня есть операционный нейрохирургический микроскоп, микроинструментарий, высокоскоростные дрели, ультразвуковой аспиратор.
– Вы как заведующий постоянно решаете административные задачи. Как удается совмещать их с врачебной практикой?
– Когда возникают такие вопросы, я всегда говорю одно и то же. Командир эскадрильи не может не летать. Он должен быть пилотом и в случае необходимости суметь заменить любого подчиненного. То же самое касается и моей работы. Надо уметь и администрировать, и оперировать. В этом вся сложность, потому что к тебе как к врачу и заведующему предъявляется больше требований от коллектива и пациентов.
Каждый день расписан по минутам. В восемь часов у нас пятиминутка, обычно до этого я стараюсь пройти по отделению и посмотреть больных, которые поступили ночью. На планерке мы обсуждаем прошедшее дежурство и обязательно – плановые операции. Все доктора имеют право высказать мнение о диагнозе больного, тактике лечения. В 8.30 иду на общебольничную планерку. После этого отправляюсь в палату интенсивной терапии и реанимации, осматриваю тяжелых нейрохирургических больных. Затем иду в операционную, куда поступает пациент, которого я должен прооперировать. Я обязательно участвую в укладке больного, подготовке его к операции. После этого иду в свой кабинет. Пока пациенту дают наркоз, я успеваю принять больных, которые пришли на госпитализацию. Затем иду выполнять операцию. После этого работаю в отделении: обсуждаю состояние пациентов с коллегами, работаю с документацией и еще принимаю пациентов.
– Обычно пациента к операции готовит и укладывает операционная бригада. Почему вы лично этим занимаетесь?
– Для меня этот вопрос не праздный, я много думал об участии врача в операции от начала до конца – нужно это делать или нет. Здесь у каждого хирурга свой подход. Например, главный нейрохирург России Владимир Викторович Крылов не всегда укладывает сам пациентов, естественно, требуя соблюдения всех правил от молодых коллег, тем самым их обучая. Другой заслуженный и хорошо известный в мире специалист – финский нейрохирург Юха Хернесниеми – сам укладывает больного. Возможно, речь идет о балансе между доверием к подчиненным и ответственностью перед пациентом. В нашей специальности нет мелочей. Значение имеет все – угол наклона головы и тела пациента в пространстве, расположение медсестры, место операционного стола, микроскопа. Операции могут быть длительными, поэтому пациент должен быть уложен так, чтобы ему было удобно, и он смог провести шесть-восемь или даже 10 часов в одном и том же положении. Поэтому укладка имеет очень большое значение, и я выполняю ее сам.
– Вы для себя делите операции на простые и сложные?
– Нет, потому что каждая операция требует тщательного отношения. Это отдельный проект, к которому надо готовиться. Прежде всего, конечно, речь идет о теоретической составляющей – литература, интернет, видеосопровождение. Если предстоит особо сложная, нестандартная, необычная операция, то я обязательно отрабатываю навыки с инструментами. Несмотря на это, во время операции все равно могут возникнуть нюансы. Но благодаря проведенной подготовке удается получить желаемый результат.
– А что больше отнимает силы – операции или руководство отделением?
– Каждый день мне как заведующему приходится решать много организационных вопросов и задач, от этого сильно устаешь. А оперирование людей – это дело, которому я посвятил большую часть своей сознательной жизни. И оно приносит мне настоящее удовлетворение. В операционной нет телефона, который постоянно звонит, никто не дергает каждую минуту. Здесь только ты, пациент и команда, которая работает с тобой вместе – ассистент, операционная сестра, анестезиологи. В операционной я чувствую себя в своей стихии. Выполнять операции – это то, что я люблю, это то, чем я и должен заниматься.
– Вы – универсальный нейрохирург?
– Раньше больше концентрировался в операциях на голове, потому что считал, что это и есть настоящая нейрохирургия. А операции на позвоночнике относил больше к ортопедии. Но постепенно стараюсь быть более универсальным. В нашем отделении оперируется весь основной спектр нейрохирургической патологии – травмы центральной нервной системы, опухоли, кровоизлияния, болевые синдромы, например, невралгия тройничного нерва, и, конечно, занимаемся позвоночником. Проблемы и пациентов разные, а мера ответственности врача одинаковая. И методы лечения близки, используется та же микрохирургия, та же оптика. Поэтому на сегодняшний день я не делю операции. И как заведующий отделением: чем больше методов освою, тем лучше. Считаю, что медицина без экстренности неполноценна. Экстренная нейрохирургия – высокотехнологична сама по себе. Наше отделение несет дежурства круглосуточно семь дней в неделю. К нам поступают пациенты с разнообразной патологией – и травма может быть, и опухоль, и абсцессы в голове или в позвоночнике. Помощь нужно оказать экстренно, качественно – и ночью, и в выходной, и в праздник. В Москве и других больших городах есть нейрохирургические центры, где разные варианты нейрохирургической патологии распределены по разным отделениям, и ими занимаются еще более узкие специалисты. Например, нейрохирург может заниматься только опухолями головного мозга. Наверное, это спокойная работа, но мне было бы не очень интересно. В наш стационар, как и в областную больницу, поступают экстренные больные с разными диагнозами, мы должны уметь их лечить. Отправить в федеральный центр нельзя, потому что экстренных больных нельзя никуда отправлять, они могут погибнуть при транспортировке. Поэтому мы должны оказать помощь здесь на самом высоком уровне, а для этого требуются силы, средства, возможности и навыки. Это, конечно, огромная ответственность, и мы с этим справляемся.
– У каждого врача есть свой учитель, который привел в профессию, научил чему-то уникальному. Кто был вашим учителем?
– Мне повезло, у меня был очень хороший учитель – профессор Михаил Дмитриевич Благодатский. К сожалению, он умер в 2009 году. Он научил меня отношению к профессии, пациентам, что имеет большое значение. Михаил Дмитриевич открыл в железнодорожной больнице отделение нейрохирургии, много лет заведовал им, потом оттуда перешел на кафедру в мединститут, работал профессором. Я к нему пришел студентом в кружок. Так моя судьба и сложилась. Сначала я посещал студенческий кружок, потом два года учился в ординатуре по нейрохирургии, потом три года – в аспирантуре, потом работал врачом в нашем отделении, затем стал заведующим. Профессор Благодатский говорил: «Чтобы нейрохирург сформировался, нужно 10 лет». Но я понимаю, что у меня ушло больше времени. Прошло почти 20 лет, прежде чем я начал чувствовать, что могу найти ответы на большинство вопросов.
– Вы помните свою первую самостоятельную операцию?
– Честно говоря, нет. Благодаря нашим учителям переход от ассистенции к самостоятельным операциям произошел постепенно и незаметно. Думаю, так и должно быть: каждый раз тебе доверяют сделать на шаг больше. В этом смысле мы отличаемся от зарубежных врачей, которые самостоятельными нейрохирургами становятся в возрасте далеко за 30. В России же иначе – хирурги и нейрохирурги к 30 годам уже делают операции самостоятельно. И это хорошо, потому что в молодом возрасте навыки формируются и закрепляются лучше.
– Случались ли у вас врачебные ошибки? Я имею в виду случаи, когда было принято неправильное решение…
– Знаете, экстренная медицина замечательна тем, что смолоду учит врача быть самостоятельным и принимать решения. Когда ты дежуришь, идет поток больных, нередко бывают ситуации, когда есть только ты, больной и звездное небо над головой. И в тот момент ты должен спасти человека. Потом тебе дадут оценку, скажут, правильно ты сделал или нет, но в данный момент у тебя нет права на ошибку.
Много лет назад, когда я только начинал работать, к нам поступила пациентка с ДТП (была сбита автомобилем по дороге в институт), девушке около 17 лет. Я и сейчас помню ее фамилию. У нее была тяжелая сочетанная травма, перелом позвоночника, травма грудной клетки, черепно-мозговая травма. Травма сопровождалась травматическим шоком и спинальным шоком. Кроме того, у нее пострадал спинной мозг в грудном отделе позвоночника. Мы спешили спасти сдавленный спинной мозг, но она не перенесла операцию и травматического шока и умерла. Честно говоря, для меня эта ситуация была очень тяжелой.
– Как вы тогда справились?
– В такие моменты никто не может помочь. Это просто надо самому пережить. Первая мысль была такая: а зачем вообще мне это нужно? Почему я должен нести ответственность за жизнь других людей? Кто меня этой ответственностью наделил? Ведь никто не наделил. Нам дали дипломы, но не готовили к тому, что мы ночью будем решать, как поступить, и человек после этого либо выживет, либо умрет. На операции мы работаем в микрополе. Даже ассистент не всегда понимает, что ты делаешь. Поэтому ответственность на тебе, и ты принимаешь решения. Поэтому я думаю, что вообще роль личности в нейрохирургии имеет очень большое значение. Если бы не было той ситуации, я не стал бы таким, какой я сейчас. Я думаю, что у каждого хирурга бывают подобные моменты в жизни. Важно суметь подняться, найти в себе силы двигаться дальше. Единственный способ загладить свою вину (если она есть) – это понять и разобраться, в чем была ошибка. Ее надо признать и предпринять все усилия, в том числе организационного порядка, чтобы подобные ошибки больше не допускать. Именно на это нужно потратить свою энергию, в этом – хотя бы часть искупления, извините за пафос. Ошибки нередко происходят из-за того, что хочешь сделать лучше. Стремишься к идеальному варианту для конкретного пациента и переоцениваешь возможности. Но, к счастью, несмотря на экстренность в нашей работе, трагические исходы бывают крайне редко.
– Есть ли что-то такое, что до сих пор удивляет вас в работе?
– Думаю, что буду учиться всю жизнь и открывать для себя что-то новое в своей специальности. Лечение каждого пациента – это задача, которая должна быть решена. И такие задачи стоят перед нами постоянно. Этим и интересна наша работа.
– Александр Валерьевич, говорят, что у каждого человека есть мечта. А какая она у вас?
– Я мечтаю, чтобы в Иркутске продолжала развиваться высокотехнологичная медицина, чтобы людям для получения медпомощи не нужно было ехать за рубеж, платить за это бешеные деньги. Ведь на самом деле мы все можем делать здесь, да и делается очень многое. Хочется, чтобы в нашем отделении выполнялось больше высокотехнологичных операций. Для этого необходимо работать и готовить кадры, что мы и делаем.
