Полвека в должности государева ока
Как ни тасуй родословную заслуженного работника прокуратуры Российской Федерации Георгия Яковлевича Барского, как ее ни раскладывай, хоть под лупой рассматривай всю генеалогию, в ней не найдешь и следа юридических корней.
Дед, Борис Хрисанфович Ильин, мужик оборотистый, держал в Усть-Орде постоялый двор на оживленном Качугском тракте, где и поселился командированный из Москвы поднимать местную кооперацию Яков Львович Барский. Влюбился в хозяйскую дочку красавицу Аннушку, и, благодаря этим обстоятельствам, явился на свет первенец Георгий, тезка святому Георгию, как известно, неустрашимому воину, ратоборцу и защитнику Отечества.
Мать назвала сына с дальним прицелом: мечтала, что пойдет он по военному делу. Может, даже дослужится до генеральских звезд. И он дослужился. Правда, командовал не солдатами, а сыщиками, возглавляя в течение двух десятков лет Следственное управление прокуратуры Иркутской области – можно сказать, главный нерв сего сурового ведомства.
Следователь – это, прежде всего, психолог
А ведь все могло сложиться по-другому. На смышленого выпускника двухгодичной юридической школы положило глаз МГБ. Сейчас не многие могут расшифровать эту аббревиатуру, а в 1951 году это министерство, ведающее государственной безопасностью, вселяло если не страх, то уж трепет, это точно.
Несомненно, он бы и там дослужился до генеральского чина, при его способностях это легко предположить, но, побывав на стажировке в прокуратуре, посидев на судебных заседаниях, а также узнав, что родился под прокурорской звездой (у государева ока, как прозвал учиненную им службу Петр I, дата рождения 12 января 1722 года, а у него 15 января 1927 года), он твердо определил свою судьбу – только следователем. Служба же в органах рушила все планы.
Вырваться из цепких рук МГБ помог тогдашний прокурор области Николай Лучинин, председатель экзаменационной комиссии в их юридической школе. Ему самому позарез были нужны грамотные кадры. В прокуратуре Иркутского района, куда на первых порах определили Барского, кроме него были еще два следователя. Один – бывший дознаватель на фронте, имеющий за плечами какие-то двухмесячные курсы, у другого – ничего, кроме армейской службы. На их фоне выпускник юридической школы и студент-заочник юрфака Иркутского университета смотрелся профессором.
Через год молодого, но цепкого следователя, сумевшего размотать ряд серьезных преступлений, забрала к себе областная прокуратура. Ему повезло: попал он под начало Григория Виттенберга, начальника следственного отдела, человека хорошо образованного, знатока сыскного дела, взявшего под опеку своего тезку и многому его научившего. Но вскоре разразилось сфабрикованное подручными Сталина дело врачей-отравителей, и в прокуратуре, как и во всех правоохранительных органах, началась чистка. У Виттенберга была лишь одна вина – пятый пункт. Этого хватило. Вычистили.
– Мы с Григорием Бенециановичем дружбы никогда не теряли, – вспоминая дни минувшие, рассказывал Григорий Яковлевич. – Он пошел преподавать в университет, защитил докторскую, стал профессором. Редкий умница, я к нему за советами часто обращался.
Если у Виттенберга он учился железной логике, между прочим, своего любимого предмета в университете, то у следователя по особо важным делам Генпрокуратуры России Александра Ромашева – психологическим тонкостям. Ромашева прислали расследовать дело 15-летней Веры Винниковой, пропавшей зимой, в канун Нового года. Искали-искали, но она как сквозь землю провалилась.
Подозревали Иосифа Лейфера, приехавшего в Иркутск после шестилетней отсидки за какие-то темные махинации и сведшего знакомство с семьей Винниковых. Мать была уверена, что исчезновение дочери дело его рук. Но он отрицал свою вину, а его невеста, молодая врач, клятвенно заверяла, что весь предновогодний день он провел с ней.
Год тянулось следствие, не принося никаких результатов. Следователь, ведший дело, действовал все больше силовыми методами: пугал, стращал, в одиночку сажал, стремясь сломить волю. Лейфер же твердит свое: не виновен, гражданин начальник.
А Ромашев, прежде чем приехать в Иркутск, объехал все колонии, где сидел подозреваемый. И выяснил, что мужик он кремень, на зоне ходил в больших авторитетах, его как мелкую сошку не запугать.
– Я был приставлен к Александру Михайловичу в помощники, присутствовал на допросах и видел, что для него даже самый отъявленный преступник – это, прежде всего, личность, которую надо понять. Да и сами допросы собственно допросами нельзя назвать. Со стороны покажется болтовня двух старых знакомых. А через три дня такой «болтовни» он приходит ко мне и говорит: запрягай сани, Лейфер покажет, где труп спрятал. Это был такой урок для меня, который ни один университет не даст.
Как потом выяснилось, Лейфер склонил Веру к сожительству, она вскоре забеременела и стала обузой для него, присмотревшего к тому времени более выгодную партию. Пригласил прокатиться за город, отметить в лесу наступающий Новый год. Даже прихватил с собой бутылку шампанского. А как выпили по бокалу, тут и хватил топором по голове. Одним словом, сюжет драйзеровской «Американской трагедии». С одинаковым эпилогом – смертным приговором.
Дело о двойном убийстве
Спустя десять лет после прихода в областную прокуратуру, в 1960 году старший следователь Георгий Барский назначается начальником Следственного управления, замом областного прокурора.
Статистика того времени ошеломляет – по 600–700 убитых в год. Ну это понятно: по концентрации колоний Восточная Сибирь традиционно ходит в лидерах, и бывшие зэки, отмотав свой срок, оседают здесь же, живя по законам лагерной зоны. Но еще больше поражает тогдашняя раскрываемость – 94–95%. Правда, процентов 80 убийств происходило на бытовой почве: выпили, добавили, схватились за грудки, а потом и за ножи или топоры. Отыскать убийцу не представляло особого труда.
Но были и запутанные дела, настоящие головоломки. Одно из таких дел хорошо запомнилось Георгию Яковлевичу. Поздним вечером в роще «Звездочка» были зарезаны парень и девушка. Весь город был взбудоражен этим двойным убийством. Масло в огонь подливало еще и то, что парень оказался сыном председателя облисполкома Бурдакова.
Сверху, естественно, давят: давайте результат. А результат нулевой – ни одной улики, ни одной зацепки. Даже оперативная разработка местного криминала ничего не дала – сами томятся в неведении.
Перебрав все версии, остановились на одной. По-видимому, убийцы не знали, на кого напали, а узнав и поняв, что им грозит «вышка», улизнули из города. Подсказать, куда сбежали, могло лишь письмо родственникам или друзьям, в котором они, снедаемые страхом, высказали бы интерес к расследованию совершенного ими преступления.
Ниточка, конечно, тонкая, но других просто не было. Составили список всех подозрительных лиц, стоящих на учете в милиции. Набралось несколько сотен. За их перепиской и было установлено наблюдение.
Месяц каторжного труда, второй, пятый – и никаких настораживающих фраз. Многие уже склонялись к мысли, что тянут пустышку. Лишь твердость Георгия Яковлевича, уверенного, что рано или поздно преступники себя выдадут, не давала зачислить уголовное дело в «мертвяки». И он оказался прав. Спустя полгода в одном из писем, отправленном из Усть-Уды, следователи наткнулись на строчки, где сын спрашивал мать: что там слышно про убийство, не нашли еще преступников?
Взятый под арест автор письма недолго запирался. Не только признался в содеянном, но и выдал трех своих подельников. Все оказалось так, как и предполагали следователи. Шайка, специализирующаяся на грабежах прохожих, подстерегла парочку, посчитав ее легкой добычей. Но парень оказался не робкого десятка, пришлось пустить в ход нож. Девушку же убили как свидетеля. А когда поднялась шумиха, рассыпались по области. Задержанный устроился в геологическую партию, дислоцирующуюся в Усть-Уде, решив там отсидеться.
Процесс над ними был открытый, проходил он в клубе железнодорожников. Двоих из четверки приговорили к высшей мере наказания. Тогда, надо сказать, часто практиковали открытые суды, особенно по громким, резонансным делам. Когда зал не вмещал всех желающих, динамики устанавливали на улице. И очень правильно делали, считает Георгий Яковлевич.
– Публичные заседания суда имели, во-первых, огромное воспитательное значение. Суровые приговоры, особенно расстрельные, охлаждали буйные головы, заставляли трижды подумать, прежде чем преступать грань закона. А во-вторых, поднимали престиж правоохранительных органов, наглядно демонстрировали, что правосудие не дремлет, и зло, в какие бы одежды ни рядилось, непременно будет наказано.
Война с сибирскими ковбоями
В 1980 году Барский получает новое назначение: становится во главе только что созданной Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры.
Надо сказать, что транспортным прокуратурам долгое время не везло. То их создавали, то ликвидировали по каким-то неведомым рядовым сотрудникам причинам. То подчиняли областной прокуратуре, то пускали в автономное плавание. Наконец в 1960 году вроде бы окончательно списали со счетов как тупиковую ветвь развития правоохранительных органов.
Но жизнь распорядилась по-иному. В конце 70-х годов прошлого века на железных дорогах сложилась ситуация в духе американских вестернов. Вот только объектом нападения стали не почтовые поезда, а контейнеры, идущие через Транссиб из Японии в Европу. Местные «ковбои» заскакивали на платформы прямо на ходу, поджидая поезда на поворотах, где они сбавляли ход. Причем брали не все подряд, а предпочитали контейнеры с японской электроникой, весьма ценимой на черном рынке. Как потом выяснилось, информацию о начинке контейнеров они получали от самих железнодорожников. Даже специальные ножницы сконструировали, которые резали металл, как бумагу.
А транспортная милиция словно не замечала творимого разбоя. Уголовные дела, конечно, заводились, но не больше тысячи в год. По ним лихо отчитывались, мол, держим руку на пульсе, у нас мышь не проскочит. А следователи Барского, которых он отбирал с особым тщанием, буквально выцарапывая у тогдашнего областного прокурора Константина Матвеева, уже в первый год работы накопали столько фактов, что их хватило на пять тысяч уголовных дел, буквально завалив работой областной суд.
Оказалось, что милиция, лишенная многие годы прокурорского ока, работала спустя рукава, волокитила дела, а когда проходил срок давности, по-тихому их списывала, сжигая картонные папки в специально для этого приспособленной железной бочке на станции Иркутск-Сортировочный.
Георгий Яковлевич понимал, что за рухнувшую благополучную статистику обком партии по головке не погладит. Когда вызвали на бюро обкома, выложил всю подноготную состояния дел с хищениями на «железке». Ждал разноса, а получил благодарность от тогдашнего первого секретаря обкома партии Николая Банникова. А вот кому намылили шею, так это начальнику УВД на транспорте Мамедову: вкатили строгача и быстренько выдворили из области.
Усилия Барского и его ребят не пропали даром. За короткий срок они сумели сократить ущерб от хищений грузов почти в три раза. Генеральный прокурор СССР рекомендовал распространить опыт Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры по всей стране.
Десять лет стоял Георгий Яковлевич у кормила своего ведомства, но годы берут свое. Подошло время сдавать вахту более молодым. Своего преемника Юрия Чайку он знал не первый год. Обратил на него внимание, когда тот еще работал в межрайонной прокуратуре в Тулуне. Тогда как раз случился бунт заключенных в «крытке» – тюрьме для особо опасных преступников.
– Я командировал туда старшего следователя областной прокуратуры. Приезжаю в Тулун сам, собираю совещание и вижу: молодой сотрудник разбирается в обстановке лучше, чем мой следователь. Въедлив, дотошен и чрезвычайно сметлив. К чему, думаю, ему в районе сидеть, он и мне пригодится. Когда следствие завершилось, предложил ему место прокурора-криминалиста. Отказался. Даже иркутской квартирой не соблазнился. Уехал в Тайшет транспортным прокурором.
Прокурором он оказался суровым. Не убоявшись высоких покровителей начальника Тайшетского отделения дороги, уличил его в приписках и довел дело до суда.
Но суровость это для нарушителей закона, а для друзей – само радушие. Понимая, как трудно его старому учителю вот так сразу отринуть себя от любимого дела, предложил остаться его помощником по организационным вопросам. А потом, став уже министром юстиции Российской Федерации, рекомендовал его консультантом начальнику областного управления юстиции Виктору Колосову, тоже, кстати, ученику Барского.
Разглядеть в преступнике человека
Когда ему предложили 15 лет назад возглавить областную комиссию по вопросам помилования, кое-кто сомневался: а сможет ли прокурорский ум, по своей природе настроенный на одно лишь наказание, милость к падшим призывать? Пустые сомнения. Он всегда требовал лишь ту меру наказания, которая соответствовала степени преступления. Не больше и не меньше. Руководствовался не эмоциями, а примером Александра Ромашева: разгляди в преступнике человека.
Трудное это, по правде говоря, занятие. В комиссию ведь чаще всего обращаются те, кому отмерен немалый срок. В надежде: а вдруг пролезет, а вдруг скостят. Не пролазит. За годы работы в комиссию поступило более 2 тыс. обращений заключенных, и только 29 представлены на помилование.
– Из рассмотренных в прошлом году 128 заявлений мы рекомендовали президенту удовлетворить просьбу трех человек. Прошел лишь один. Это можно рассматривать как большую удачу, поскольку по всей стране были помилованы лишь пятеро.
Члены комиссии предпочитают решать судьбу человека не в тиши кабинета, перебирая бумажки, а выезжая в исправительные колонии.
– Одно дело судить по представленным характеристикам, будь они самые блестящие, другое – заглянуть человеку в глаза. Они могут многое сказать.20
