Когда ждать землетрясений
О дожде, граде, крещенских морозах, даже о солнечном ветре нас предупреждают заранее. И только землетрясение приходит внезапно, безо всякого прогноза. И нет пока способа указать точный день и час появления этого незваного гостя. Даже профессор Кирилл Леви, отдавший много лет изучению подземных процессов в Институте земной коры ИНЦ СО РАН, не рискует выступать в роли предсказателя.
– С прогнозом очень сложно. Все процессы, происходящие на Земле, взаимосвязаны. Ученый, производя расчеты, должен опираться на всю сумму явлений. Но какова эта сумма – точно никто не знает. Достаточно упустить один фактор – и вы попадете пальцем в небо.
– Тем не менее и вы, и ваши коллеги определяете период, когда вероятность возникновения землетрясений велика. Если не ошибаюсь, подъем сейсмической активности прогнозировался на 2015–2016 годы. На чем основывались эти выводы?
– На периодичности сильных землетрясений. Для этого нам пришлось поднять материалы летописных источников. Приборов тогда, естественно, не было, все сводилось к ощущениям: шкафы качаются, посуда бьется, канделябры падают… Но даже по этим фактам можно определить силу подземных толчков. Более точные сведения появились в начале прошлого века, когда была установлена первая в Приангарье сейсмическая станция. И только с появлением в конце 50-х годов целой сети таких станций начались полноценные наблюдения. И вот на таком разношерстном материале мы вычислили, что промежуток между сильными вспышками землетрясений составляет где-то 50–60 лет.
– И очередная вспышка должна была произойти как раз сейчас?
– Да. Но она случилась, как вам известно, раньше: в августе 2008 года, на юге Байкала, в районе Култука. Предполагали, что будет серия сильных толчков, но все ограничилось лишь одним с последующими за ним лишь мелкими событиями. Как видите, ошибка может составлять плюс-минус семь-восемь лет. Когда ждать нового всплеска – трудно сказать. Сейчас на Байкале тишина: что-то слегка пощелкивает, потрескивает. Затишье не очень приятное, особенно с учетом спада солнечной активности.
– Извините, а каким боком солнце связано с землетрясениями?
– Самым прямым. В годы активного солнца Земля как бы заряжается избыточной энергией, что-то наподобие аккумулятора. А поскольку ее энергетический баланс должен находиться в равновесии, то рано или поздно она должна выплеснуть избыточную накопленную энергию. Как правило, это происходит в период пониженной солнечной активности и сопровождается штормами на океанах, циклонами, засухами, наводнениями, эпидемиями некоторых болезней. Ну и, конечно, сейсмической активностью, особенно в тех местах, где Земля накопила достаточно напряжений, для разрушения горных пород в тектонически активных областях. Мы, делая свой долгосрочный прогноз, опирались на исторические хронологии и данные сейсмологического мониторинга.
– Выходит, сейчас, когда солнце спокойное, вероятность возникновения подземных толчков возрастает, и ваши расчеты могут оправдаться?
– Не исключено. И тому подтверждение недавние события в Монголии. Там в районе Улан-Батора начала проявляться серия пока слабых землетрясений. Одна трещина активизировалась на востоке, примерно в 40–60 километрах от города, другая – на западе, тоже примерно на таком же расстоянии. Идет активизация, и монгольские ученые боятся этого. Наши сейсмогеологи как раз работают там, изучая происходящие процессы.
– Монголия тоже подвержена землетрясениям?
– В сейсмическом отношении она даже более опасная, чем Прибайкалье. Особенно западная и юго-западная части. Там находят следы древних землетрясений, происходивших порядка 15 тыс. лет назад. Более ранние сейсмические события невозможно определить – их следы стираются. В прошлом веке наблюдалось несколько сильных землетрясений. Одно в 1905 году, другое в 1957 году – Гоби-Алтайское. А в 1967 году так тряхнуло в восточном Хангае, что образовалась трещина длиною в 48 километров.
– Почему в Монголии трещины, а у нас их нет?
– Есть и у нас. Например, в 1950 году появилась целая серия трещин в Мондах, юго-западное Прибайкалье. Мы живем с Монголией в единой сейсмической зоне. Другое дело, что у нас геодинамика разная: у них сдвиги горизонтальные, а у нас растяжение земной коры. К тому же в степи все видно хорошо, и трещины заметны, а у нас тайгой замаскировано. При Муйском землетрясении 1957 года образовались озера, которых раньше не было. Откуда они взялись? По всей вероятности, трещины перегородили речку, и вода, не найдя выхода, заполнила впадину.
– На какой глубине происходят землетрясения?
– Сеть сейсмических станций Прибайкалья не позволяет определить точно глубину очагов. По косвенным геофизическим признакам она оценивается в 15–20 километров. Хотя бывают сейсмические события и на глубине 40–45 километров. Но это довольно редко.
– А если увеличить сеть станций вокруг Байкала, точность повысится?
– Конечно, сеть можно уплотнить, но этому препятствует сам Байкал. Чувствительность аппаратуры так велика, что близко расположенные к нему станции начинают записывать штормы, нередкие на озере глубокой осенью.
– Наступит ли в будущем, возможно отдаленном, ситуация, когда внутренние процессы в Земле затухнут, и землетрясения прекратятся?
– Вряд ли это произойдет. Мы с вами выбрали не лучшее место для жительства – границы литосферных плит. Они трутся друг о друга, порождая новые разломы или активизируя старые. Все находится в движении, в постоянной эволюции. Все наши знания говорят о том, что Прибайкалье находится в зоне постоянной сейсмической активности.
– А степень этой активности с годами не меняется? Может, балльность возрастает или, наоборот, уменьшается?
– Иркутск находится в семи-, восьмибалльной зоне, по крайней мере, раньше так рисовали. Граница проходила где-то по линии Иркут – Ушаковка. Там как раз разломная зона идет. Считали: вся территория к Байкалу подвергается восьмибалльной опасности, а все, что лежит к северо-западу, в сторону Ангарска, оценивалось в семь баллов. Сам Ангарск попадал в шестибалльную зону. С учетом этих данных и велась застройка. Иркутские дома рассчитывались на восемь баллов, ангарские – на шесть. После создания уточненной карты общего сейсмического районирования Ангарск оказался в семибалльной зоне. Представляете ситуацию: построили целый город, а он, оказывается, не отвечает сейсмической безопасности. Что делать, пока никто не знает.
– Хорошо, что Иркутску балльность не повысили, а то бы пришлось перестраивать Иркутскую ГЭС.
– Это нам не грозит. Все ответственные сооружения, типа гидростанций, строятся с расчетом на балл выше. Для страховки. Еще больший запас прочности закладывается в атомные станции.
– Как я понимаю, нынешняя тишина – это предвестник подкрадывающейся опасности?
– Совершенно верно, и потому успокаиваться нельзя. Надо посмотреть, где есть дыры, и заделать их. Когда грянет, поздно будет. Мы, к сожалению, не умеем управлять природой и вряд ли когда-нибудь научимся. Единственное, что мы можем, это правильно приспосабливаться к событиям, происходящим на Земле. Если строительство, то оно должно быть сейсмостойким. Обратите внимание: в Японии в ходе последнего мощного землетрясения здания легли, но не рассыпались. Лет 10 назад лаборатория сейсмостойкого строительства ИЗК СО РАН испытала с помощью вибрационных машин возводимые в Академгородке высотки. Потрясли и обнаружили, что связки между этажами слабые. Переделали заново. Люди там могут спокойно жить. У нас ведь многие правила строительства не соблюдаются. Одно из них – здания должны быть расположены друг от друга на расстоянии их высоты. Чтобы, упав, они не повредили соседние. А у нас точечная застройка напрочь игнорирует это правило.
