Книга: Городские сказки

Майя Кучерская

«Ты была совсем другой»

Издательство «АСТ», 2017

После отвратительного романа «Тетя Мотя» от Майи Александровны ничего хорошего не ожидалось, однако в этом году случилась книжка из одиннадцати рассказов, в которой Кучерскую будто подменили.

Первый рассказ «Голубка: история одного исцеления» занимает практически треть сборника. Главный герой – успешный вроде бы мужчина, который помышляет о самоубийстве, но все у него кончается благополучно. Второй – «Обними меня». Там главная героиня тяжело переживает отъезд старшей дочери на учебу в США, ей начинают мерещиться какие-то дровосеки, но младший сын, оставшийся с ней, исцеляет мать. Или вот девушка не сдала экзамен, но поплавала на пароходике по Москва реке и успокоилась. Ну и так далее… Одиннадцать городских историй-сказочек, в начале и середине которых страшно-страшно, а потом вроде ничего.

Несомненно, это проза для женщин, хотя большая часть героев – мужчины, и от их лица ведется повествование. И сразу не скажешь, насколько глубоко удалось погрузиться Кучерской в сложный мир мужских чувств, но попытка засчитывается.

«Мы договорились тогда до того, что любая прожитая жизнь не аннигилируется смертью. Про человека, который засыпал младенцем на груди матери, сосал эту грудь, плакал от страха, потом научился засыпать сам, без мамы, вырос, учился, зубрил «Белую березу», мазал твердой мазью лыжи, влюблялся, ласкал женщин, сочинял стихи, и вечно не мог придумать предпоследнюю строчку, качал запеленатую новорожденную дочку в белом чепчике, видел ангела, выходя из-под наркоза, про такого человека невозможно сказать, что его не было, его жизни не было. Была. Значит, не все может уничтожить и перечеркнуть смерть. Но Толику этого казалось мало. Тут он мне и признался, как именно его «матушка», так он ее назвал, закончила свои дни: повесилась. Устала сопротивляться депрессии… Но как только Толик уехал в лагерь для одаренных детей – повесилась прямо на люстре, отец ее так и нашел. Толик повторял: понимаешь, пусть там, за пределами, есть другой, невидимый мир, надеюсь, есть, верю, но какая разница нам, тем, кто пока здесь, – если граница непроницаема, если матушка мне даже не снится и никогда не снилась, если вместо человека черная пустота, и ничего, кроме фотографии, любимой голубенькой чашки да двух горшков с цветущей бугенвиллией и геранью, которые некому больше поливать. Вот они и засохли через несколько дней. Исчезнет отец, я – исчезнет и она вместе с нами, и никто уже не узнает, как ужасно громко и смешно она чихала. Это был гром небесный, знаешь? Страшно, но сразу же и смешно. Никто не вспомнит. Зачем тогда все?»