«Шел третий год войны…»

Великая Отечественная война искалечила тысячи судеб. Но осталась память, живое свидетельство о том, как ты жил, чем жила твоя страна. О своем военном детстве вспоминает наша читательница, иркутянка Клавдия Вологжина.

Земляки

Клавдия Константиновна родилась в 1934 году в деревне Инды Усть-Удинского района, которая давно упокоилась под водами Братского водохранилища. Расположенные в 28 км от Аталанки, родины Валентина Распутина, Инды остались только на редких послевоенных снимках. Писателя Клавдия Константиновна прекрасно знала. Учились они в одной школе. Будущий классик сидел за одной партой с Клавиным братом Володей, ребята дружили и пронесли эту дружбу через всю жизнь. Клавдия Константиновна и Валентин Григорьевич много раз встречались по пути в Аталанку, обычно на теплоходе. Оба ехали навестить родные места. Здоровались, улыбались друг другу сердечно и просто… Всю жизнь она следила за творчеством великого земляка. Воспоминания о нем остались светлые, как о человеке бесконечно близком.

– В 1991 году брат Володя с Валентином договорились спуститься на плотах по реке Верхняя Тунгуска. С ними поехал известный иркутский фотограф Эдгар Брюханенко. Володя был страстный рыбак, увлеченно собирался, приехал в Енисейск, подготовил снасти, лодку. Но Валентина Григорьевича задержали какие-то дела. Экспедиция по Тунгуске состоялась без него…

Мамин кисель…

Но все это будет потом. А пока семье Клавдии предстояло пережить военное лихолетье. Лихое лето. И зиму. И не одну.

– Нас у мамы было четверо, когда началась война. Мне – шесть лет. Первый день войны помню – слезы, рев стоял по всей деревне. Пришел отец и говорит – придется, дети, расстаться. Откуда мы могли понимать тогда, что нам всем предстоит?

Уходя в армию, отец наказал супруге Наталье Михайловне продать вещи, детей сохранить. А вещей-то в семье было, смешно вспомнить, – гармошка да патефон с пластинками.

– По деревням в то время, вот ведь подлая порода, спекулянты наладились ходить. За пачку сахара, за бесценок скупали все. Мама отдала им, что было, – вспоминает Клавдия Константиновна.

Шел третий год войны – самый трудный и голодный. В доме не было ни крупинки съестного. Мама пошла к зажиточным соседям. Ранимая, гордая, она все же решилась попросить у них картошки.

– Мы с нетерпением ждали ее прихода. Через порог хлынул холод, и в клубах морозного пара показалась мама. Не отходя от порога, выпустила из рук концы фартука, и по полу покатились четыре картофелины. Мама заплакала и сказала: «Давайте, дети, варить суп – не умрем!».

Этот жидкий суп, сваренный из четырех картошек, семья растянула на два дня. Маленькая Клава запомнила его на всю жизнь.

В военные годы в семье была корова. Молоко было спасением от вечного голода.

– Мама всегда стряпала хорошо. Ее пригласили в Аталанский леспромхоз на лесосеку, стряпать хлеб для лесозаготовителей. Мама нас забрала, а корову оставила с бабушкой…

Семье на жительство определили комнату, бывший магазинный склад. Поставили железную печку-буржуйку и кровать.

Печку малолетние дети топили сами, потому что фактически жили одни. Мама уезжала на неделю на лесную деляну, где табором стояли лесорубы. Наталья Михайловна возвращалась из тайги раз в неделю и привозила детям таз овсяного или ячменного киселя.

– Она нас этим спасала, – Клавдия Константиновна печально улыбается. – Мы резали кусками этот студень и по куску растягивали на неделю. Иногда мама привозила по булке хлеба. Мы и ее распределяли на неделю…

Младшему брату Феде не было тогда и двух лет. Вечно голодный, он постоянно плакал в холодной, нетопленной комнате…

– Прижму я его к себе, начинаю согревать, носить по комнате. Кормила его тем же маминым киселем. Нянчила, как могла, – на глазах женщины выступают слезы…

В один из страшных голодных дней в Аталанку приехала бабушка Аграфена Тимофеевна Бердникова.

– Ночью раздается оглушительный стук. Бабушка в Индах жила, зимой на лошади приехала Федю забрать. У бабушки он подкормился и окреп… К слову, наш Федя вырос и стал первостроителем Братска, 40 лет отработал там, был техническим директором БрАЗа.

В январе 1945 года мама была вынуждена вернуться с тремя мальчиками в Инды. Маленькую Клаву оставили в Аталанке, учиться. Однажды заскучавшая по маме и братикам девочка пошла домой пешком, за 28 километров…

«Победа будет за нами…»

В 1945 году Клава оканчивала четвертый класс малокомплектной школы. Валентин Распутин в это время пошел в первый. В его раннем рассказе о подростках военного времени «Мы с Димкой» – события происходят как раз в этой школе. «Война еще шла, а мы с Димкой уже знали, что победа будет за нами. Поэтому 1 сентября мы с ним пошли в школу, а не сбежали на фронт»…

– Посредине школы в коридоре стояла буржуйка. В классах не было тепла, мы занимались в рукавицах и верхней одежде. Не было бумаги, писали на обрезках газет. Только звонок раздается, мы бежим к буржуйке, толкаемся, так погреться хотелось, – вспоминает Клавдия Константиновна…

День, когда кончилась война, она помнит отчетливо. По улице промчался вестовой на лошади. «Война кончилась!» – кричал он прямо в школьные окна, в ограды домов и, казалось, в самое небо.

– Мы выбежали из школы. Люди на улицах рыдали, обнимались. Это было общее счастье, такое ликование…

Вернулся из армии отец Константин Федорович.

– Он служил в резервном полку, где-то на Урале. На Западный фронт его не взяли, потому что три его брата были репрессированы в 1938 году. Папа не скрыл, что он из «неблагонадежной» семьи. А его брат, мой дядя Коля, скрыл, дошел с боями до Берлина.

Отцу пришлось нелегко. Резервные полки на Урале продовольствием снабжались плохо, все шло на Западный фронт. Мужики из резервных полков работали на стройках народного хозяйства, обрабатывали поля. Отец вернулся в 1946 году опухший от голода…

Голодный 1947 год тоже не вычеркнешь из памяти. Голод вызвали неурожай и засуха. Дети и взрослые ранней весной собирали в полях недожатые колоски и мерзлую картошку. Лепешки из этой картошки были основным рационом тяжелого послевоенного времени.

Дальше была жизнь…

В Аталанке Клава жила в семье эвакуированных художников из Ленинграда. Елена Андреевна и ее сын Георгий относились к девочке как к родной. И все же ей пришлось вернуться в Инды.

– В нашей деревне не было пятого класса. Отец вернулся, кругом нищета, разруха. Меня на учебу определили к тете в Усолье-Сибирское. У нее я проучилась в пятом-шестом классах. Тетя, Клавдия Захаровна Кикнадзе, как мой папа и вся его семья, была грамотной.

Главным развлечением детворы тех лет было ходить смотреть на пленных японцев. Они, замотав головы в полотенца, раскапывали Пролетарскую улицу, рыли траншеи, прокладывали водопровод. Дети их боялись…

Еще одно воспоминание тех лет – крохотные пирожки, которые давали в школе. Их сосали, как леденцы.

После Усолья девочка снова вернулась домой. Ее определили в седьмой класс школы-интерната в Усть-Уде, где к тому времени учился и Валя Распутин.

От интерната вспоминаются матрасы, наполненные соломой, и холод…

– Утром приходила истопница, затапливала огромную плиту. Мы на нее клали картошку и пекли. Это был завтрак. Не умытые, но сытые, мы шли в школу…

Спустя два года дядя Коля, как участник войны, получил земельный участок и построил дом. Он и забрал племянницу к себе, чтобы она смогла окончить в Усть-Уде девятый-десятый классы.

После школы Клавдия поступила в пединститут в Иркутске, на филологический факультет. Вышла замуж за выпускника Ленинградского шахтостроительного вуза и вместе с ним жила в разных городах Сибири, где была горнодобывающая промышленность. Работала педагогом, редактором многотиражной газеты и сотрудником журнала «Монголия» в Улан-Баторе, куда мужа перевели в 1966 году.

У Клавдии Константиновны – ветерана труда и отличника просвещения РСФСР – трудовой стаж 43 года. Две дочери, трое внуков. Она, несмотря на возраст, – легкая, подвижная, много лет с подругами занимается в группе здоровья. Любит природу, пишет стихи и рассказы. Многие из них – о войне…