Путешествие в Париж на велосипеде
Когда-то, давным-давно, еще в советские времена, считалось, что лучший подарок – это книга. И дарили другу или подруге на день рождения как минимум полкило печатной продукции. Хотя традиция благополучно забывается, остаются еще, слава богу, приверженцы старинных обычаев.
Один из них – Владимир Максимов. В преддверии своего 70-летия он не стал дожидаться милости от человеческой природы, а подарил себе (ну и, конечно, читающей публике) сразу две книги. Одна, написанная под наплывом воспоминаний детства и названная «Уходящее время», вышла еще в конце декабря 2017 года при поддержке губернатора. И небывалый случай в истории нынешнего книгоиздательства – весь тираж разошелся за пару месяцев, пришлось дополнительно запустить печатный станок.
На волне такого успеха Владимир Павлович недавно выпустил еще одну довольно объемистую вещицу, воскресающую «Забытые запахи лета». Тоже в значительной мере биографическую. Надо сказать, свою биографию он превратил в Ипокрену, во многом питающую литературное творчество. И не без основания. В своей жизни он скитался по дальневосточной тайге в поисках зверя, жил в подводном доме на Байкале, плавал по Тихому океану, изучая морскую фауну… И даже умудрился сгонять в город Париж на велосипеде, о чем и рассказал в повести «Портреты», вошедшей наряду с еще тремя повестями и двумя десятками рассказов в «Забытые запахи лета».
Случилось это в 1993 году, когда пали оковы коммунизма, и все просвещенное человечество прониклось любовью к России, выходящей из «мглы». Одна из новоявленных туристических фирм решила воспользоваться этим удобным моментом в рекламных целях и, заручившись поддержкой ЮНЕСКО, организовала международный велопробег Пекин – Париж, как бы соединив тем самым две столицы: столицу Азии и столицу Европы.
Велопробег стартовал из Пекина 3 мая. За пять месяцев предстояло преодолеть 16,5 тыс. км. Дистанция серьезная. Тем не менее связать узами дружбы Восток и Запад рискнули 47 человек: немцы, американцы, поляки, румыны… Полный интернационал.
– Я присоединился к группе в Иркутске, когда они уже намотали 5 тыс. верст, – вспоминает писатель. – Поначалу-то у меня и в мыслях не было крутить педали. Наше Восточно-Сибирское книжное издательство, узнав о велопробеге, задумало выпустить фотоальбом и предложило мне участвовать в пробеге в качестве журналиста. Я должен был, сидя в машине сопровождения, вести дневник нашего путешествия, а фотокорреспондент ТАСС Сергей Падалко – делать снимки. Приезжаем в Красноярск и попадаем на юбилей города. Нас встречают как героев: цветы, подарки, а мне местные журналисты, скинувшись, дарят велосипед. И, надо сказать, очень кстати. К тому времени мне надоело быть зрителем и захотелось испробовать свои силы.
– Надеялся добраться до финиша?
– Честно, не очень. Был уверен, что до Парижа доедут только американцы и немцы. У американцев были не велосипеды, а чудо техники: легкие, прочные, с какими-то особыми титановыми ободьями, на них можно пускаться в кругосветное путешествие. А немцы были здоровые ребята, ноги как галифе, с такими ногами можно на Эверест не взойти, а взбежать.
– Прогнозы сбылись?
– Сбылась старая истина: побеждает не сила, а дух. Именно он помогает преодолевать каждодневную изматывающую нагрузку. Немцы вдали от любимого пива, при отсутствии грэтхен и наличии русских дорог сильно затосковали и первыми сошли с дистанции. А американцы не выдержали натиска сибирских комаров, москитос, как они их называли, сели на поезд, и адью. Вот так постепенно наши ряды и редели. И я никого не виню. Действительно, временами было очень тяжело. Помню, в Чехии, в Высоких Татрах вдобавок к подъемам навстречу несло как из аэродинамической трубы. Мы не ехали, а ползли, не чувствуя ног.
– Кто же все-таки добрался до финиша, не считая, конечно, тебя?
– В Париж въехало лишь четверо русских: трое сибиряков и четвертый – механик из Липецка.
– Париж оправдал ожидания?
– Поначалу нет. Мы же его представляли по хемингуэевскому «Праздник, который всегда с тобой». А тот Париж 30-х годов давно уже канул в небытие. Конечно, Эйфелева башня на месте, и Триумфальная арка, а все остальное – совсем другое. Долго колесили мы на велосипедах с Серегой Падалкой по его улицам и все-таки нашли оставшиеся странички из «Праздника». На Монмартре. Маленькие магазинчики, уютные кафе, художники со всего света, торгующие прямо на улицах своими картинами. На одной – минареты, луна меж ними – ясно, турецкоподданный, на другой – притулившийся к морскому берегу городок с черепичной крышей – скорее всего рука болгарина. А вот до боли знакомое: речушка, стог сена, вдали березовая рощица – типичная среднерусская полоса. Рядом двое парней стоят, франтовато одетые. «Здорово, мужики!» – говорю. Они оторопело на меня: как, мол, распознал русскую душу? Ваша картина как «пачпорт», смеюсь, на ней все прописано. Так я познакомился с Ренатом Анимаевым и его братом. Они пригласили нас в мастерскую, угостили прекрасным бургундским, а назавтра Ренат набросал мой портрет, ставший сюжетом для небольшой повести.
– Долго пробыл в Париже?
– Да, наверное, с месяц. Задержались мы там из-за доклада, который мне предложили сделать в ЮНЕСКО. Просили уложиться в десять минут. Говорил я об экологии, об охране Байкала. Попросил включить его в Список мирового наследия.
– И твою просьбу уважили.
– Да (смеется), пошли навстречу и четыре года спустя, в 1997 году, включили в мировое наследие. Я рад, что моя капля усилий пошла на пользу дела.
