Два юбилея Илмара Лапиньша

Заслуженный деятель искусств России, главный дирижер и художественный руководитель Губернаторского симфонического оркестра Иркутской областной филармонии Илмар Лапиньш 5 февраля отметил 75-летие. Впереди еще один юбилей: 1 августа исполнится 10 лет, как он возглавил Губернаторский симфонический оркестр, который под его руководством достиг огромных успехов. О том, что удалось сделать за эти годы, и что еще предстоит, Илмар Лапиньш рассказал газете «Областная».

– Илмар Артурович, десять лет назад вы говорили, что ваша цель сделать Губернаторский оркестр одним из лучших в России. Вам это удалось?

– Я думаю, по меньшей мере, мы приблизились к этой цели. Судите сами, мы единственный провинциальный оркестр России, которому не просто посчастливилось выступить в легендарном «Золотом зале» Венской филармонии Musikverein, но после концерта получить приглашение от руководства выступить во второй раз. Более того, после второго концерта нас пригласили выступить в этом зале в третий раз. Я много лет работал в Вене и знаю, что там никто не будет вам делать авансов из вежливости. Единственная возможность получить такой результат – играть не только виртуозно, но и с душой.

– Волновались ли вы перед концертом?

– До того момента, как мы вышли на сцену. У музыкантов, конечно, был шок, ведь зал на две тысячи мест был заполнен до отказа. Но потом мы начали играть, так же, как мы делаем это в Иркутске, Черемхово, Ангарске или в любом другом месте. И волнение уступило место музыке. Я вообще считаю, что Губернаторский оркестр должен выступать прежде всего в губернии, поэтому мы очень много ездим по области. Побывали там, где до этого оркестр не выступал ни разу, например, в Бодайбо. И везде мы играем с одинаковой отдачей.

– Вы ведь почетный гражданин Австрии, как получили это звание?

– Трудно ответить кратко, придется рассказать чуть ли не всю мою биографию. В 18 лет я уехал из Риги в Ленинград, где окончил консерваторию, год работал в Ярославле, четыре года в Москве учился в аспирантуре и работал в Москонцерте. Потом был главным дирижером в Казанской опере. Оттуда на два года уехал в Белград, после этого три года работал в Большом театре, потом стал невыездным и шесть лет провел в Томске, в 1990 году снова уехал в Белград. Меня звали в Париж – там был камерный оркестр без главного дирижера, но я не знал французского и подумал, поеду к братьям сербам. Приехал, и там началась война. Мы с бывшей женой и маленьким сыном все бросили и уехали в Вену, где начали все с нуля. Я работал как пианист, репетитор, потом участвовал в конкурсе, чтобы получить место пианиста в Швейцарской опере, проработал там полгода, приехал в Австрию, потом играл на альте, чтобы получить место в Вене. Страшное было время на выживание. Случайно получил один концерт, который оказался настолько важным, что, продирижировав его, я получил почетное гражданство в Австрии.

– Не было желания вернуться в Ригу?

– Новое правительство в 2002 году выгнало меня с моей латышской квартиры, где я родился, потому что возвращало дома тем, кто там жил до 1940 года. Это называлось денационализация. Если в Литве просто выдавали деньги тем людям, которые когда-то жили в этой стране, а в Латвии сказали – выгоняйте людей из их квартир, и там было столько трагедий! В Риге я давно не чувствую себя как дома. Пока была родительская квартира и была жива мама, у меня было это ощущение. Кстати, в Латвии мне говорят: ты не латыш, ты – русский. И у меня действительно русская душа, и этому я не огорчаюсь. Теперь Иркутск – мой дом.

– Вы говорили, что ваша любовь к музыке от мамы?

– Маме я обязан всем. Она всю жизнь проработала машинисткой на латвийском радио, где я начинал свои первые шаги как корреспондент. Кстати, я член журналистского клуба ООН. Думаю, я бы выбрал именно эту профессию, если бы не был музыкантом. В 1930-х годах мама начала учиться петь, ей тогда было 20 лет, она занималась в частной студии. Но не реализовалась как певица из-за политической ситуации тех лет, ведь она была дочкой репрессированных. Я же в четыре года выучил все ноты, а когда мне было пять, моя мама, играя на фортепиано, три раза нажала не ту ноту. Я начал кричать, что там должна быть не соль, а соль-диез. Так кончилось мое детство – мама поняла, что у меня абсолютный слух, и повела меня в музыкальную школу, я хотел играть на рояле, а меня заставили – на скрипке. А потом я втянулся и больше не смог без музыки.

– А как вы стали дирижером?

– Говорят, что дирижер – это неудавшийся альтист, а альтист – это неудавшийся скрипач. Но, кстати, Рижскую музыкальную десятилетку по классу альта я окончил на отлично. На самом деле многие альтисты стали дирижерами. Например, Юрий Темирканов, Юрий Симонов, Юрий Николаевский, Юрий Кочнев и другие.

– Вы говорите, что Иркутск стал вашим домом, вы полюбили этот город?

– Я полюбил его с первого взгляда, после того как я впервые побывал здесь в 1971 году. За 20 лет у меня было порядка 40 концертов с Губернаторским симфоническим оркестром, и меня всегда сюда тянуло. На самом деле этот город не спутаешь ни с одним другим. Поверьте, я много где был. Кроме того, в Иркутске своя невероятная публика. Вспомните хотя бы Дениса Мацуева, который волнуется перед выступлением здесь больше, чем в других городах.

Иркутская публика, несмотря на свою вежливость, очень требовательная, поэтому когда она дает высочайшую оценку – это дорогого стоит.

– Слышала, что в нашем оркестре не «полный комплект» музыкантов?

– Я стараюсь пригласить в наш оркестр музыкантов со всего мира – из Узбекистана, Казахстана, Монголии, разных городов России. Но стоит появиться оркестру, который платит немного больше, люди уезжают в поисках лучшей жизни, и сложно их за это винить. Появляются новые музыканты, но требуется время, чтобы они научились думать и играть, как мы. Конечно, руководство филармонии, министерство культуры и архивов и правительство Иркутской области делают все возможное, чтобы у нас были нормальные инструменты, гастроли. Так что в целом нам грех жаловаться.

После триумфального выступления Иркутского Губернаторского оркестра в Вене в январе 2018 года руководители «Золотого зала» Венской филармонии Musikverein пригласили нас приехать еще раз. Директор филармонии Ирина Касьянова предложила сделать это вместе с презентацией Иркутской области в Вене, ведь оглушительный успех, а именно таким он был, это лучшая реклама и для нашего региона, и для России. Мы выступили, и выступили успешно, публика дважды вызывала музыкантов на «бис». Наверное, в любом регионе России это стало бы предметом для гордости, но в Иркутске реакция получилась странная. Сейчас люди, облеченные властью, предлагают снять с нашего коллектива звание Губернаторского оркестра, срезать зарплаты, уменьшить количество музыкантов.

Для людей, далеких от музыки, попытаюсь объяснить на таком примере. Представьте себе, что вы содержите футбольную или хоккейную команду высочайшего класса, которая успешно выступает на соревнованиях мирового уровня, несмотря на то, что у вас в городе нет ни спортивного вуза, ни стадиона. Это престижно, это лицо региона, но это стоит титанических усилий. С оркестром – такая же история. В Иркутске нет ни консерватории, ни настоящего концертного зала, но вопреки всему есть оркестр очень приличного уровня. Но исполнители высокого уровня, как и спортсмены, знают себе цену. Мы видим, как это происходит: четыре года назад в Тюмени был создан оркестр, зарплаты музыкантов там на 250% выше наших, и тогда был серьезный отток наших лучших музыкантов. А с этого года оркестранты Новосибирской, Томской и Омской филармоний получают зарплаты в два раза выше наших. Снижение надбавок, уменьшение количества музыкантов, к которому сейчас призывают некоторые, это конец для нашего оркестра.

Мы живем далеко от Москвы и Санкт-Петербурга, люди в городах и поселках Иркутской области, да и в областном центре нечасто могут встретиться с настоящей музыкой, и наша работа – это вклад в определенный культурный уровень региона. Убежден, что Губернаторский оркестр должен и дальше служить России и Иркутской области.

–У Иркутского Губернаторского оркестра есть своя философия?

– Конечно, это прежде всего искренность, потому что ни один западный оркестр не может играть так же искренне, как российский. И, конечно, любовь к музыке, к миру. Наши слушатели все это чувствуют.