Водолаз, три раза поднимавший со дна ледокол «Ангара», рассказал о нюансах профессии
Подводная одиссея Владимира Волокитина
В редакцию пришел человек, который три раза поднимал со дна ледокол «Ангара». Так мы познакомились с Владимиром Николаевичем Волокитиным, водолазом первого класса, который прошагал по дну Черного, Балтийского и Средиземного морей, не считая доброго десятка рек разного калибра.
Несчастливая «Ангара»
Редкий корабль может похвастать, что три раза тонул, а вот легендарный ледокол «Ангара» удостоился этой чести. Первый раз это случилось в 1977 году, когда приткнули его на 21-м километре, не зная, подо что приспособить. Пока думали да гадали, он и пошел на дно. Вот тогда Волокитину с его ребятами пришлось взяться за дело. Затыкали они все щели, помпами откачали воду и помаленьку дошлепали до стоянки у плотины Иркутской ГЭС.
Там бы ему срочный ремонт: сваркой по швам пройтись, заплаты поставить, краску в три слоя накатать, но в нашем государстве ничего ведь быстро не делается. Постоял он, постоял, да и сел на корму. Городские власти всполошились: пейзаж портит. Пригласили Хабаровский отряд водолазов. Те покрутились – ничего не выходит. Опять послали за Волокитиным. Поставили по бокам две баржи, тросы под днище подвели, вытянули корму из воды. И спешно, чтобы не мозолила глаза эта утлая посудина, увели в Мельничную падь. Там она вскоре вновь благополучно ушла на дно.
Как-то, уже в конце 80-х, в Усть-Баргузине затонул малый буксир «Пожарский». По глупости затонул. Тащил он на коротком поводке баржу, резко повернул, а баржа тяжеленная, она по инерции как шла вперед, так и положила буксир на бок. Тот черпанул воды и ушел на дно вместе с мотористом.
– Только клотик мачты торчал из воды, – рассказывал Владимир Николаевич. – Ну, мы пригнали с собой плавучий кран из порта Байкал, подцепили, приподняли, воду откачали. Когда буксировали в порт, мне главный механик пароходства Виталий Николаевич Брянцев говорит: «Это что, мелочь, а ты вот «Ангару» сможешь поднять? Какой уж год бедолага болтается в воде, жалко, хорошая была посудина». Да, говорю, уже два раза ее со дна тягал, можно и в третий попробовать.
Где-то в сентябре приступили к подъему. «Ангара» засела глубоко, по самую верхнюю палубу. К тому же боком, так что трубы набекрень. Чтобы выдернуть ее со дна, привели двумя буксирами из порта Байкал плавучий док. План был такой: опустить док на дно, привязать к нему ледокол, а потом вместе всплыть.
На долю Владимира Николаевича выпало главное – заводить под водой тросы, пропуская их через иллюминаторы. В тяжелом водолазном костюме это сделать немыслимо, запутаешься в тесных внутренностях парохода. Нырял в акваланге, благо была парочка своих, да еще два взяли у лимнологов. Сразу поставил условие: обеспечить запасом воздуха. Чтобы без задержки: сменил баллон и снова под воду.
– А на сколько воздуха хватает? – спрашиваю.
– По-разному. Бывает, за полчаса весь запас кончишь, а иногда и на четыре часа растянешь. На большой глубине расход больше. А там, мы замеряли, было 19 метров.
К вечеру он выбирался из воды весь в мазуте и с руками, исколотыми толстенными тросами. Хорошо, что ему выделили на доке каюту с горячей и холодной водой. Пока экипаж отдыхал, он отмывал и лечил свои руки. И так с полмесяца.
Когда все было готово, приступили к подъему, продувая балластные цистерны. Потихоньку, с трудом выкарабкивалась «Ангара» из глубины. Вот уже верхняя палуба вышла наружу. И вдруг – дзин-н-нь, лопнул один трос, второй, и пароход опять ушел под воду. Освобожденный от груза, док резко подпрыгнул в воздухе. Его капитан Серега Фокин крыл матом на всю ивановскую: мать вашу перемать, вы мне док утопите.
Пришлось все начинать сначала, еще полмесяца нырять, заводя уже двойные тросы. Они, к счастью, выдержали.
На флоте с голоду не помрешь
Владимиру Николаевичу уже 82, а на вид не дашь: крепок, жилист, спина прямая, как у строевого офицера. Шутит:
– Я под водой сохранился, как в холодильнике, все-таки 27 лет подводного стажа.
А начинал он свою подводную одиссею в Севастополе, в водолазной школе, куда его направили, призвав на армейскую службу. Может, поморское происхождение сыграло роль, он сам-то родом из Архангельска, а может, то обстоятельство, что он уже нюхнул моря на гражданке, проплавав пару лет на рефрижераторе Мурманского тралового флота, прельстившись хорошими харчами.
Детство-то было голодное. Мать перед войной умерла, отца еще в 41-м забрали на войну, а его определили в детдом, где вечно живот к спине прилипал. В ремеслухе тоже кормежка была скудной. Дружок посоветовал: ты вали в Мурманск, на флот, там уж точно с голоду не помрешь.
И точно, на флоте он отъелся, чего-чего, а рыбы было вдоволь. Ходили в Атлантику. Рейсы были длинные, по 3–4 месяца. Рефрижератор – своего рода плавучий завод, где из выловленной траулерами рыбы готовили консервы, пресервы, костную муку…
– Я даже сподобился первый раз за границей побывать, – посмеиваясь, рассказывал Владимир Николаевич. – Кубинского рома попробовать, тогда это было экзотикой.
А дело было так. Перед самым новым 56-м годом они снялись с промыслов и пошли домой, в Мурманск. Штурманы, чтобы отметить праздник, втихаря завели бражку. Как пришло время, поставили судно на автопилот, закрылись в штурманской и опробовали свое изделие. А тут как на грех траулер наперерез. Пустой он, может быть, и увернулся бы от пьяного корабля, а у него трал за кормой, никакого маневра. Гудел, гудел, да все без толку. Так саданули, что у него машина с фундамента сошла, да еще пара пробоин в придачу. Взяли его на буксир, а куда тащить – до Мурманска две недели хода, а Канада в трехстах милях. Туда и пошли на ремонт.
Тогда заграница была в диковинку. Это уже много позже, когда стал работать в Волгоградском гидротехническом отряде, поездки за рубеж стали привычным делом. Строили пирсы для отечественных судов в Финляндии, Норвегии, Франции, а уж Союз объездили вдоль и поперек. Специалисты по подводной резке, сварке, монтажу были нарасхват. Ни одно строительство мостовых опор, прокладка кабелей под водой, возведение причалов не обходилось без них.
Под воду, как к себе домой
Много красивых мест на Земле, но однажды увидев Байкал, сказал себе: конец скитаньям, здесь мой последний причал. В Восточно-Сибирском пароходстве его встретили с распростертыми объятиями, попросили организовать водолазную службу на Байкале.
– Ну, я со всем удовольствием. Обосновался в порту Байкал с семейством, домишко купил, подобрал пару моряков, обучил, вот тебе и готовая водолазная служба. Несколько судов с ребятами из воды доставали. Когда плотогон «Зайсан» нечаянно пропорол себе брюхо в Турке, вызвали нас. Заделали пробоину и в порт привели. А как-то в декабре, когда Байкал парил, теплоход «Бабушкин» заплутал в тумане, сошел с фарватера и напоролся на скалу неподалеку от Шаман-камня. Опять без нас не обошлось. Подогнали баржи, приподняли, завели пластырь и потихоньку в док загнали.
Водолазное дело рисковое. Тут нужна железная выдержка и никакой небрежности. В этом он убедился, будучи еще курсантом водолазной школы. Когда они овладели навыками, их бросили на очистку от мин и торпед бухт возле Севастополя. Хотя шел уже 56-й год, этого добра еще много оставалось со времен войны. Случалось, буквально по минным полям ходили. Один из курсантов плохо закрепил найденную мину, при подъеме она сорвалась и в щепки разнесла мотобот со всем экипажем.
– Бывало ли мне страшно? Почему-то всех именно это интересует. Бывало, конечно, несколько раз попадал в передряги, из которых не чаял живым выйти.
Однажды их с напарником Вовкой Ползковым вызвали в Усолье на тамошний химкомбинат. Там засорилась труба, по которой в Ангару сбрасывали так называемые условно очищенные воды. Была она длиной метров 30, а шириной не больше метра тридцати. Облачился Владимир Николаевич в водолазный костюм и полез в трубу с нижнего бьефа, подсвечивая путь фонарем.
Прошел на всю длину шланга – никакого затора, кроме кусков ила, местами прилипших к стенкам, которые он легко отдирал. И вдруг что-то темное с шумом надвинулось, ударило и пронеслось мимо. Вокруг муть, от фонаря мало толку, ни зги не видать. Понял: видно, расшевелил он ил, и пробку прорвало. Будь труба прямая, она бы вылетела в реку, но труба была с коленом, и вся масса ила уперлась в него, закупорив выход. Настоящая могила.
Четыре с половиной часа он выкапывался из нее. Напарник ничем помочь не может, только умоляет: ты только не молчи, говори, хоть что-то говори.
– Когда выбрался, меня хоть выжимай, килограммов десять, наверное, потерял. А глянул на Вовку: батюшки, да он весь седой.
А вообще-то он на судьбу не ропщет.
– Когда долго не спускаешься, вроде чего-то не хватает. После отпуска идешь под воду, как к себе домой.
Одно обидно: столько трудов положил на благо страны и области, а ветеранского звания не заслужил. Нет наград, а без них нет и звания.
– А мы ведь тогда работали не за награды, а, как говорится, куда родина пошлет. Вот в Севастополе меня помнят, в водолазной школе, которая до сих пор существует, мой портрет на аллее славы висит, а для Иркутска я вроде чужой человек.
