По следам спирогиры

В Листвянке не стоит утолять жажду байкальской водой. В этом поселке практически всегда, а на Малом море и в Хужирском заливе, когда там много туристов, отмечаются превышенные содержания загрязняющих веществ, которые свидетельствуют о свежем фекальном загрязнении. Потенциально опасные для здоровья человека цианобактерии добрались даже до бухты Песчаная. Байкальские губки продолжают болеть и умирать. Это лишь некоторые данные, которые узнала корреспондент «Областной», побывав в экспедиции на Байкале с учеными Лимнологического института СО РАН.

Кругобайкальской экспедицией, проходящей на научно-исследовательском судне института «Академик Коптюг», руководил доктор биологических наук Олег Тимошкин. Цель этой работы, в которой участвуют сотрудники разных лабораторий ЛИН и их коллеги из других научных учреждений, это изучение современного экологического состояния прибрежной зоны Байкала перед активным туристическим сезоном и после него.

Как журналиста отговорили пить воду из Байкала возле нерпинария

«Приглашаем на водную часовую прогулку. Количество мест ограничено. Вы посетите легендарную бухту Любви…» – женщина с громкоговорителем на набережной Листвянки зазывает туристов на катер посетить малознакомую даже опытным байкальским флотоводцам достопримечательность. Отдыхающие реагируют вяло: нежатся на первом июньском солнышке; едят плов и распивают горячительное в будках у берега. Оживление публики вызывает группа людей с переносными закрытыми ящиками, ведрами, лопатами, одна из них, с отверстиями, похожа на шумовку.

– Золото что ли искать собираетесь? – звучат веселые реплики.

Не золото. С помощью этой лопаты научный сотрудник лаборатории водных беспозвоночных ЛИН Антон Лухнев будет вытаскивать из воды покрытые склизкими водорослями камни недалеко от береговой полосы. Другие камни – но с мест поглубже – вкупе с порциями воды и мелкой живности поднимают в специальных мешках водолазы. «Нерпинарий. Глубина 3 метра, номер 3», – замечаю одну из поднятых проб.

Пригревает. Жалею, что не взяла с собой с судна свою походную фляжку с водой. А водичка в Байкале плещется такая холодная, прозрачная.

– Из Байкала попить? – замечаю вслух.

– Здесь не вздумайте, Юля, – отговаривает член экспедиции Наталья Куликова.

– Ну, хоть из вот этой речки.

– Можете и попить, но только, если подниметесь выше поселка. В устьях рек Листвянки много загрязняющих веществ и это неоднократно подтверждено исследованиями нашего института.

Наталья Николаевна, старший научный сотрудник лаборатории биогеохимии ЛИН, кандидат биологических наук, представитель классической науки. Академическая советская школа. Интеллигентность и выправка. Лимнологи говорили мне, что она один из лучших ученых института. Но при этом никакого снобизма (который, что уж скрывать, свойственен некоторым ученым мужам) у Натальи Николаевны нет в помине. Зато есть скрупулезность в работе и искреннее переживание за объект ее научного интереса:

– Хотя в Листвянке вроде бы и есть централизованная канализация, но сюда просачиваются стоки, причем преимущественно не хозбытовые, а именно туалетные, – уверена Наталья Николаевна. – В исследованиях прошлых лет, здесь отмечались высокие содержания соединений и таких элементов, как натрий, хлор, калий, фосфор. По данным литературы, больше 50% фосфора приносит моча, а также до 90% калия и примерно столько же натрия, который является еще и одним из основных компонентов моющих средств.

Опережая события, скажу, что и в этом году контрольная точка «Нерпинарий» подтвердит правоту моей собеседницы в том, что пить воду здесь совсем не следует. Как, увы, и в некоторых других местах Байкала.

Литература, о которой говорит Наталья Куликова, это научные, выверенные рецензентами статьи, опубликованные в авторитетных профильных журналах, а не просто сообщения в СМИ о тех или иных вопросах науки и экологии. Накануне экспедиции по Интернету разошлись заявления со стороны Бурятии, что нитчатой водоросли спирогиры стало меньше, поскольку закончилось маловодье. В республиканский Минприроды жители в прошлом году не жаловались на эту самую спирогиру. Как уровень воды может повлиять на развитие данных водорослей и почему критерием по определению их количества в Байкале стали жалобы обывателей, в сообщениях не разъяснялось. Но к этому еще вернемся.

В прибрежной части озера идет экологическая перестройка

Пока же посмотрим, что делают на берегу в Листвянке участники экспедиции. Вот, коллеги Антона Лухнева по лаборатории копают на небольшом расстоянии от уреза воды какую-то ямку.

– А, это ГРИНПИС, что-то роет, – звучит очередная ремарка местных весельчаков.

– Мы делаем лунки, чтобы взять пробы интерстициальных вод.

-Эээ…

– Ну, если совсем проще, то здесь скапливаются грунтовые, поверхностные воды, плюс сюда попадает вода с Байкала. Такой микс получается. В этих лунках хорошо улавливаются загрязнения, которые с береговой зоны размываются и уходят в Байкал, – поясняет мне старший научный сотрудник лаборатории водных беспозвоночных ЛИН, кандидат биологических наук Елена Зайцева.

Лунка готова. Ученые ждут, когда она наполнится водой. Я же, купив, наконец, бутилированной воды, иду к пирсу, где что-то делают сотрудники лаборатории водной микробиологии ЛИН. Оказывается, они отбирают придонную воду, которая окружает биопленки.

Для непосвященных это такая зеленая склизкая пленка на камнях. Для профессионалов – интересная форма жизни; сообщество различных микроорганизмов, чьи клетки прикреплены друг к дружке. Этакие поселения микробов, водорослей, и даже грибов. И тоже важные индикаторы загрязнения окружающей среды. Чем грязнее вода, тем толще биопленки. В Листвянке они весьма упитанные.

– Здесь не очень благоприятная обстановка, например, много судов. Активнее идут процессы аммонификации, разложения всей этой органики. Если взять, допустим, Ушканьи острова, то там практически не видно биопленок, – рассказывает ведущий инженер лаборатории Галина Подлесная. – Мы смотрим изменения в этих сообществах, которые происходят при антропогенном влиянии. Знаете, душа болит за Байкал. Вот, взять сообщества в прибрежных зонах Листвянки и Северобайкальска, по данным молекулярной биологии, они сходны не с биопленками олиготрофных озер, то есть прозрачных, как Байкал, которые содержат малое количество биогенных веществ, а эвтрофных, неглубоких, заросших, с высоким содержанием биогенов.

Казалось бы, ну и что. Пусть себе растут водоросли, разные микробы, ведь это тоже жизнь. Но дело в том, что она вытесняет те формы, которые были свойственны Байкалу с его кристально чистой водой миллионы лет.

Сейчас все меняется, идет масштабная экологическая перестройка. На это стали обращать внимание как раз сотрудники лаборатории биологии водных беспозвоночных ЛИН СО РАН, во главе с ее заведующим – доктором биологических наук, профессором Олегом Тимошкиным.

На Байкале он работает 39 лет. Раньше любил открывать здесь новые виды жизни, даже отпуска проводил в этих научных изысканиях. Потом его лаборатория – впервые в лимнологии – стала заниматься подробным изучением заплесковой, а после и прибрежной зон озера. И с 2010 года делать не очень радостные открытия.

– В истинном, хорошем Байкале всегда был порядок. Допустим, пояса водорослей – улотрикс, диатомовые, тетраспоры – шли один за одним, как слои в торте «Наполеон» у хорошей хозяйки, – делает понятное обывателю сравнение Олег Анатольевич. – И вдруг мы начали замечать, что нет этого «часового механизма» по смене растительных поясов, который был предыдущие годы. Нам удалось зафиксировать, что нечто грандиозное происходит в перестройке растительных сообществ.

Самый яркий пример – спирогира. Нитчатая зеленая водоросль, которая раньше в Байкале встречалась отдельными нитками, начала заполонять дно у прибрежья озера. Но не всюду. Олег Тимошкин наблюдает за ней почти 10 лет и отмечает, что активничает она у населенных пунктов, причем, больше всего развивается в августе-сентябре, когда заканчивается пик туристического бума на Байкале.

В самых загрязненных участках озера, таких, как в районе бухты Сеногда и  поселка Заречный в Северобайкальске, возле Байкальска, и заливе Лиственничный, она массово произрастает уже круглогодично.

В Лиственничном заливе, например, эта нитчатка оккупировала дно до глубин в 40 метров, где всегда постоянно низкая температура. Это, кстати, определяют температурные приборы логгеры, которые лимнологи устанавливают в экспедициях. Сырая биомасса спирогиры у Листвянки внушительна – доходит до 400 граммов на квадратный метр. Ученые называют это нонсенсом для Байкала. При этом стоит отъехать немного севернее поселка, и такого спирогирного приволья уже нет.

Бентос сортировать – не море переплыть

Например, на следующей контрольной точке экспедиции у мыса Березовый. Ученые здесь снова начинают собирать пробы, водолазы делать погружения, а к берегу причаливает знакомый катер из Листвянки. Усилия пляжного зазывалы, наконец, оправдали себя. Турист поехал смотреть «бухту Любви» и по укоренившейся байкальской туртрадиции делать пирамидки из камней, в данном случае, на счастье в личной жизни.

– О, так это и есть та самая бухта? – интересуюсь у капитана «Коптюга» Александра Битюцкого.

Он с 1976 года работает на байкальском флоте, сам живет в Листвянке, но о существовании такого названия бухты узнал недавно. Оказывается, в картах и лоциях этой топонимики не значится. Это бухта Обутеиха…

Когда через несколько дней будут готовы первые микробиологические исследования проб, выяснится, что в лунке Обутеихи интерстициальные воды загрязнены. И неудивительно, ведь такой объект туристического показа, как «бухта Любви» без страждущих чуда не останется.

После работы на берегу экспедиция возвращается на борт «Коптюга». Семь сотрудников лаборатории биологии водных беспозвоночных на нижней палубе достают из ведер с водой собранные по контрольным точкам камни, фотографируют их. Научный сотрудник лаборатории, кандидат биологических наук Александра Побережная обводит контуры камней в журнале. Зачем?

– Это нужно для подсчета площади проективного покрытия камней теми или иными водорослями. Сейчас мы их будем снимать скальпелем, потом промывать, сортировать. Отдельно разбирать фитобентос, то есть водоросли, отдельно зообентос – маленьких беспозвоночных, которые живут не у поверхности воды, как планктон, а у дна. Разделять на группы, взвешивать, пробы фиксировать, раскладывать по маркированным баночкам.

Решаюсь подключиться к действу. Получаю свой камень. Тот самый, под номером три, взятый на дне у нерпинария. Думаю, дел-то – камень побрить. Положила его в тазик с небольшим количеством воды, вооружилась скальпелем. Но каменистую шероховатую поверхность покрыла плотным ковром и крепко-накрепко вцепилась какая-то зеленая сущность. Ее нужно соскрести и сохранить все эти тонкие нитки в емкости. Возилась-возилась, вроде бы все сбрила, но выяснилось, что «стрижка» только началась. Для того чтобы по максимуму собрать «урожай», нужно еще с особой тщательностью пройтись по камню маленькой щеткой.

Лимнологи взяли мою пробу, промыли и поместили в пластиковую ванночку, вроде тех – с проявителем – куда в детстве я опускала будущие фотографии, печатая их дома с отцом.

После, в лаборатории на верхней палубе, предстоит увидеть, что это за водоросль. Сначала прошу Наталью Куликову показать мне несколько ниточек в бинокуляр. По виду мне напоминают кучеряшки, которые обычно изображают маленькие девочки, рисуя принцесс. Наталья Николаевна уверена, что эта «прынцесса» суть спирогира первого, так называемого фекального морфотипа, крепящаяся к камням. Как уже упоминалось, он круглый год доминирует в Листвянке, в районе БЦБК, в Северобайкальске. Другие морфотипы, как у Култука, обитают в толще воды. Позднее под своим световым микроскопом их изучит Олег Тимошкин и подтвердит предположение коллеги. Она самая. Спирогира.

Индикатор фекального загрязнения

Но прежде чем это все рассмотреть, нужно немало потрудиться над сортировкой бентоса. В отдельную емкость мне требуется выудить рачков, червячков и другую живую мелюзгу. У каких-то амфипод как раз случился брачный сезон и было как-то жаль разлучать пары, ловить пинцетом старалась осторожно. В новой чашке с водой они продолжали праздновать любовь. Меньше романтики в ловле крохотных шевелящихся личинок комаров, и в поиске – я так и не поняла чьих – кладок, так похожих на кусочки водорослей, которые непременно должны были остаться в моей ванночке. И уж совсем кропотливая работа вытаскивать из спутанного спирогирного клубка не только малюсеньких красных червей, но и их «домики». А ведь «отделить мух от котлет» для науки очень важно. Животных и растений необходимо по отдельности качественно исследовать и взвешивать. Я видела скрупулезность участников экспедиции. Час за часом под настольными лампами они разбирали пробы. Рядом Наталья Николаевна, глядя в бинокуляр, пинцетом отодвигала в сторону от водорослей даже крохотные песчинки кварца. Ведь они потом могут повлиять на результат анализов, которым подвергнутся эти зеленые ниточки.

– Нужно посмотреть содержание химических элементов, которые использует водоросль, чтобы нарастить масс, – говорит Наталья Куликова. – Она берет их из воды, состав веществ в разных местах тоже разнится. Спирогира ест все… Вот говорят, ну и раньше люди ходили в туалеты по берегам, не было же такого. Не было. Потому, что одно дело, простите, один литр мочи вылить на участок, она усвоится местной живностью. И совсем другое 10 ведер. А сейчас очень много людей бывает на Байкале, поэтому проблему с жидкими бытовыми отходами очень важно решать.

Мою пробу с бентосом доделывали профессионалы. В тот день я простудилась и пошла спать. Перед глазами снова и снова маячили красные черви. Потом спрашивала у ученых, кто это так смог ужиться со спирогирой. Это были олигохеты семейства трубочников или тубифицид. Они не только соседствуют со спирогирой, что мало кто выдерживает, но и способны обитать в самых загрязненных водах, в среде с минимальным количеством кислорода. За пояснением снова обращаюсь к руководителю экспедиции:

– Тубифициды также являются индикатором загрязнения, – говорит Олег Тимошкин. – Я уже не раз повторял людям, что в экологическом смысле Байкал в Листвянке уже совсем не Байкал. Да, вода плещется, на дне что-то зеленеет. Но спирогира полностью поменяла там структуру исконных, эндемичных сообществ тех же донных организмов. И в районе Обутеихи сотрудники нашей лаборатории, и в первую очередь – кандидат биологических наук Наталья Анатольевна Рожкова, выяснили следующее: в конце 1990-х годов на каменистом грунте там доминировали животные, которые любят воду с большим содержанием кислорода – это моллюски, ручейники, байкальские амфиподы. Они всегда составляли костяк сообществ дна Байкала. Когда же появилась спирогира, эти группы стали исчезать, а вместо них начали появляться, например, олигохеты, в том числе, которых вы сортировали в пробе.

Губки все еще больны

На другой день наше судно работает у поселка Большие Коты. Контрольная точка – Падь Черная. А небо сегодня синее, солнце яркое, море спокойное. Прозрачность воды 21 метр. На дне хорошо прослеживаются бетонные чушки с номерами. Здесь этакая подводная грядка с байкальскими губками Любомирского.

Многоклеточные животные являются основными фильтратами, чистильщиками воды. Но несколько лет назад ученые обнаружили, что губки массово болеют и умирают. Эти зеленые, ветвистые красавицы сверху кажутся вполне здоровыми. Водолазы погружаются в воду с фото и видеокамерами, чтобы проводить очередную плановую съемку губок, а еще берут с собой большие шприцы. Для чего? Уколы ставить? Нет, для отбора проб воды возле больных экземпляров, которые, как выяснилось, здесь есть. Их берут непосредственно у самой губки, под и над ней.

По словам профессора Тимошкина, результаты гидрохимических анализов прошлых лет показывали, что разлагающаяся губка сама выделяет в воду много фосфатов, вызывая тем новую локальную эвтрофикацию (то есть, насыщение водоема биогенными элементами, которые приводят к увеличению числа водной растительности). В итоге на ней поселяются сине-зеленые водоросли, и они поглощают органику, обильно выделяющуюся при отмирании губки. По гипотезе руководителя экспедиции, сине-зеленые водоросли являются не причиной гибели губок, а следствием. Версия Олега Анатольевича о происходящем заслуживает отдельного разговора.

Ведем мы его поздним вечером в уютной кают-компании «Коптюга». Весь день ученые много работали, времени обсудить тему обстоятельно раньше не было. Стараемся говорить тише – часть команды, которая сейчас не на вахте, уже спит. Но голос невольно повышаем: тема экологического кризиса в прибрежной части Байкала волнующая. Публикации статьей – научных и журналистских – выступления на разных совещаниях, конференциях, обращения к властям страны помочь ученым в изучении экокризиса и выработки решений его преодоления уже убили немало нервных клеток у нас обоих. Но что же все-таки убивает губок?

– Известнейший лимнолог, профессор Токийского университета Масуми Ямамуро, наш большой друг, помимо прочего, изучает коралловые полипы. Дело в том, что за последние 100 лет погибло до 70% полипов Большого Барьерного рифа в Тихом океане. После беседы с нею я проанализировал мировую литературу, другую информацию и был поражен, насколько много есть аналогий с нашими губками.

Прежде всего, Большой Барьерный риф в Австралии, как и Байкал – объекты Всемирного наследия ЮНЕСКО. И губки, и кораллы – низшие многоклеточные, причем – сидячие животные. И у тех и у других есть внутриклеточные водорослевые симбионты. И байкальские губки, и кораллы тысячелетиями привыкли жить в олиготрофных условиях – то есть, в водах, бедных питательными веществами. Поэтому добавка даже самой небольшой, но постоянной порции «пищи» для них не может пройти бесследно. Годами считалось, что океан (так же, как и Байкал) в принципе не может быть эвтрофирован из-за огромных объемов воды. Что даже для мизерного повышения в океанических экосистемах концентраций биогенных веществ – тех же фосфатов, веществ азотной группы – нужно одномоментно сбросить в океан колоссальное количество этих загрязнителей.

Однако с конца прошлого века мнение научного сообщества стало меняться. Такая точка зрения была признана ошибочной. Нашлись ученые, которые доказали, что процесс эвтрофикации, загрязнения и перестроек сообществ, прежде всего, затрагивает прибрежную зону, идет пятнами и теперь в океане происходит повсеместно. Многие известные представители науки раньше настаивали, что в гибели кораллов виновато глобальное потепление климата. Но у них нашлись оппоненты, которые получили веские научные данные, что это происходит из-за пусть не огромного, разового, залпового, а меньшего, но при этом постоянного поступления в олиготрофные океанические экосистемы биогенных веществ из сточных вод. А на это, как известно, реагируют водоросли, в том числе и внутриклеточные симбионты как австралийских кораллов, так и байкальских губок.

В авторитетнейшем шведском научном журнале «Ambio» опубликована статья, в которой доказывается: причина массовой гибели кораллов – это физиологические нарушения в процессе фотосинтеза водорослей эндосимбионтов коралловых рифов. Еще одно совпадение. И на кораллах, и на наших губках, как подтвердили уже наши исследования, в результате болезни поселяются «сапрофитные» (т.е. – трупоеды) сине-зеленые водоросли, их второе название – цианобактерии. И вспышку им дает как раз повышение концентрации биогенов в воде. Как известно, многие иркутские ученые долго не верили, что Байкал может быть эвтрофирован из-за большого объема воды. Но реальность показывает нам обратное. Многие районы Байкала определенно подвержены прибрежной эвтрофикации. В общем, не может быть стольких случайных совпадений.

Мы получили серьезные данные, согласно которым основная причина гибели байкальских губок аналогична тому, что послужило гибели коралловых рифов. Скоро эти данные будут опубликованы в научных журналах.

– Ну а как насчет глобального потепления? Есть версия, что и на Байкале повышение температуры на полтора градуса вызвало все эти изменения в прибрежной части?

– Я не отрицаю, что определенную лепту может вносить и потепление. Но представьте, что у вас есть теплица с овощами, где вы в течение 60 лет повышаете температуру на градус, а навоза не добавляете. Как Вы думаете, у вас резко вырастет урожай?

– Сомневаюсь.

– Ну, может, на три помидора больше. Что касается Байкала. Как вы думаете, если глобальное потепление – основная причина массового развития спирогиры на Байкале, то как этот фактор будет действовать на 37-километровое побережье озера от Листвянки до Большого Голоустного – равномерно, или пятнами?

– Полагаю, равномерно.

– И вы абсолютно правы! Что же мы видим на самом деле?  Ее распределение, которое мы изучаем на этом участке с 2013 года, неравномерное, пятнистое. Водоросль наиболее массово развивается именно вдоль поселков – у Листвянки круглогодично, в то время как у Большого Голоустного, а также – до 2017 года –  напротив поселка Большие Коты – лишь в августе-сентябре, сразу после туристического бума. Как эти научные данные можно объяснить глобальным потеплением? Никак. Наша группа получила неопровержимые научные доказательства (и они опубликованы в ведущих мировых журналах по лимнологии), что массовое развитие морфотипа 1 спирогиры – прямой результат влияния сточных вод. Именно поэтому мы его и назвали фекальным. Сколько можно игнорировать науку и мусолить другую причину, не соответствующую научным данным?! Разве что это кому-то выгодно…

В среде экологов история со спирогирой в Больших Котах стала притчей во языцех. Ежегодно, начиная с 2015 года, сотрудники лаборатории биологии водных беспозвоночных активно распространяли в поселке экологические трактаты о вреде фосфатных порошков. В университетах, библиотеках Иркутска было прочитано много лекций на тему. По инициативе кандидата биологических наук, сотрудника НИИ биологии ИГУ Дарьи Бедулиной с 2015 года биостанция в Больших Котах в виде спонсорской помощи регулярно получала бесфосфатные моющие средства от известной фирмы «СПЛАТ». После этого студенты биофака ИГУ, посетители биостанции, а также некоторые наиболее сознательные хозяева гостиниц стали переходить на обычное хозяйственное мыло и бесфосфатные стиральные порошки и наводить порядок с туалетными стоками.

– Каково же было мое удивление, когда в 2017 году спирогира исчезла в самом урожайном месте – напротив студенческой столовой «Прожорливый гаммарус», а через три года после экологического ликбеза – водоросль в заливе исчезла совсем, – продолжает Олег Анатольевич. –  Я лично просматривал десятки проб под микроскопом, ежемесячно – с июня по октябрь – и не нашел. А вот напротив Листвянки и Большого Голоустного ситуация не изменилась: водоросль в сентябре 2018 года развивалась в массе, как и в прежние годы! Какое уж тут глобальное потепление… Конечно, 2019 год будет решающим – впереди снова ежемесячный анализ проб из Больших Котов…

А вот с губками ситуация пока не изменилась. На небольшом пятачке дна водолазы собрали их пять, на первый взгляд, здоровых. На поверку оказалось, что четыре из них покрыты пятнами…

Цианобактерии способны убить

Здесь, у Больших Котов, Олег Тимошкин в свое время сделал еще одно неприятное открытие. В зеленых полях типичных для приурезовой зоны водорослей улотриксов он обнаружил какие-то темные проплешины. Выяснилось, это те же сине-зеленые водоросли. Известно, что некоторые из них способны вырабатывать очень вредные для человека токсины. А при кипячении цианотоксины могут принимать даже более опасную форму. Поэтому специалисты советуют людям процеживать байкальскую воду, если в ней окажутся видимые невооруженным взглядом хлопьевидные взвеси. И они утверждают, что это не паникерство. В 2014 году в американском городе Толедо сине-зеленые водоросли, массово размножившись, попали в водозабор, практически парализовали жизнь 200-тысячного города. Власти оперативно запретили использовать водопроводную воду, и местным жителям пришлось ездить за бутылками воды в соседние города. Интересно, что массовой вспышке цветения сине-зеленых предшествовали многолетние цветения зеленых нитчатых водорослей, похожих на спирогиру…

Да что там Америка, в соседней Бурятии были случаи отравления людей и животных цианотоксинами из озера Котокель. А на севере Байкала рыбаки рассказывали лимнологам историю, как получили серьезное расстройство желудка от байкальской воды, в то время как их товарищ, который пил привозную бутилированную воду, был здоровехонек. В общем, тема серьезная.

А сейчас переместимся в Ольхонский район, в бухту Ая, где Елена Зайцева демонстрирует возможность механизма для сбора проб со дна. Матросы опускают черпак на глубину лебедкой, когда тот касается дна, срабатывает клапан и вместе с песком и камнями наверх поднимают придонную живность.

Есть на судне еще интересное приспособление. Маленькая драга. В 2011 году Олег Тимошкин прошелся ею по дну в бухте Песчаная и к своему удивлению обнаружил в чистейшем песке нечто, похожее на размокший картон. Это были сине-зеленые водоросли.

В Малом море Байкала их также встречается немало. Но спирогиры здесь практически нет из-за особенностей дна, где ей попросту не за что зацепиться. Зато она отдельным пятном существует прямо у подножия знаменитой скалы Шаманка на Ольхоне. Во время экспедиции ученые исследуют это пятно с помощью разделенной на сектора рамки. Ее площадь – четверть квадратного метра. Рамку помещают на объект и делают серию снимков, они нужны для расчетов, которые помогут понять, сколько метров дна оккупировала нитчатая водоросль.

Для химиков и микробиологов здесь тоже – горячая точка.

– Лунка в Хужире на острове Ольхон всегда грязная. Мы постоянно берем там пробы на берегу между базой «Байкалов острог» и самим поселком, – комментирует научный сотрудник лаборатории гидрохимии и химии атмосферы ЛИН, кандидат географических наук Ирина Томберг.

И такие места, к сожалению, нередко встречаются в популярных у туристов окрестностях Байкала. Особенно на Малом Море в пик рекреационного сезона. А лунка в бухте Ая стабильно показывает повышенное содержание азота. Даже в чистых, фоновых станциях, как, например, на Зундукском заливе, результаты химических исследований заставляют задуматься. В этот раз там было обнаружено немало фосфатов. Вокруг ни души, правда, на берегу участники экспедиции обнаружили кучку мусора: пакеты из-под молока и чая, пластиковые стаканчики из-под йогурта. И чаевничали здесь явно не ручейники или лесные клопы, которых сейчас немало на берегу. Всего пару минут – которых не хватило у любителей пикника – понадобилось, чтобы собрать мусор и забрать с собой на судно.

«Горячие» точки Байкала. Где загрязняется вода?

Каждый вносит свою лепту в загрязнение Байкала. Однако самый большой поток, конечно, приходится на реку Селенгу. Она несет 50% химического стока в озеро. Это трансграничный водоем. Больше половины находится на территории Монголии. К нам уже оттуда приходят не совсем чистые воды.

– В последнее время мы отмечаем увеличение общего фосфора, даже не минерального, который выедается фитопланктоном. Причем в концентрациях, характерных для высокотрофного водоема. В Монголии открытым способом добывают полезные ископаемые, что тоже оказывает влияние. Но радует, что в Улан-Баторе сейчас строят современные очистные сооружения, – отмечает Ирина Томберг.

Мы разговариваем с ней в помещении химической лаборатории в половине седьмого утра. Но не мы самые ранние пташки. Повара «Коптюга» Марина Дзялик и Елена Кузнецова, которые четыре раза в день кормят нас вкусной домашней едой, уже час как на ногах. Рулевой в капитанской рубке. Скоро подойдут матросы, чтобы в очередной раз спустить на воду шлюпку, дабы ученые могли сойти на берег в нужном месте.

И это не обязательно точки высокого антропогенного воздействия. Например, Большой Ушканий остров. Здесь тоже есть несколько человек, они живут на метеостанции. Но вокруг заповедная территория. Камни удивительных расцветок в бухте Академическая, скала Слоник, где обитают летучие мыши, прозрачная чистая вода Байкала, которую мы помним с детства.

Научный сотрудник лаборатории водной микробиологии ЛИН Юлия Штыкова приезжала на его берега с родителями учеными отдыхать еще маленькой. Потом любимое место отдыха стало и любимым местом работы. Юлии нипочем шторма и качка, долгие командировки и байкальские непогоды.

– В детстве я зачитывалась приключенческой литературой. И всегда любила Байкал. Помню, приезжая, здоровалась с ним, возвращаясь домой, прощалась, – вспоминает Юлия. – И сейчас для меня Байкал –  живой объект изучения, которому хочу помочь, спасти.

Юлия Штыкова – дипломированный санитарный врач. Проводя микробиологические исследования, она фиксирует следы свежих фекальных загрязнений вод, их признаками являются термотолерантные колиформные бактерии (ТКБ) и энтерококки. По гранту, которые выделяет молодым ученым Фонд «Озеро Байкал» Юлия с коллегами проводила в прошлом году большую работу по мониторингу состояния вод. В результате исследований лимнологи обнаружили, что наиболее неблагополучными являются прибрежные воды поселка Листвянка и заливы Малого моря. Санитарные микробиологические показатели превышали допустимые сигнальные значения в течение всего периода исследований: с конца мая по ноябрь.

– Наибольшее количество ТКБ и энтерококков определено в августе, в пик рекреации, – знакомит с результатами исследований Юлия. –  Также обнаружили в июне и в августе превышение нормируемых показателей в акватории поселка Заречный на окраине Северобайкальска; в августе и сентябре –  в поселке Максимиха; в августе – в бухте Ая; тогда же в бухте Песчаная. Превышение сигнальных значений энтерококков, которые не нормируются по российскому СанПИН, но при этом являются важным показателем, выявлено в июне – в бухте Сеногда; в устье реки Турка; в августе – в поселке Танхой. В тот же период в реке Снежная поселка Выдрино обнаружено значительное превышение – в 120 раз – содержания колиформных бактерий. Чистые станции были у мысов Ижимей и Большой Солонцовый – пока это эталонные станции по чистоте байкальских вод.

Сейчас лимнологи разрабатывают алгоритм для еще более тщательного, современного мониторинга состояния вод Байкала с учетом, в том числе, вирусологических показателей. В будущем необходимо учитывать также, кто именно – люди или животные – становятся источником фекальных загрязнений, ведь так называемые зоонозные инфекции могут представлять опасность.

А что там с водой у нерпинария Листвянки? Результаты удручают: уровень ТКБ в поверхностных водах показал превышение в три раза, энтерококков – в шесть. А у дна, соответственно, в четыре и в 16 раз. Так что, испив там водички, автор этих строк могла закончить экспедицию в первый же день в инфекционном отделении, но моя командировка завершается, спустя неделю, в Северобайкальске. Здесь, у его окраин, я наблюдаю ту же картину, что прошлым летом, когда директор Лимнологического института Андрей Федотов говорил: от уреза воды на десятки метров вглубь жизни практически не осталось. И немудрено. Несколько километров когда-то чистого пляжа покрыты сейчас сплошной вязкой массой отмершей водоросли спирогиры. А ведь когда-то здесь было популярное место отдыха горожан, проводились массовые праздники и даже планировалось сделать зону экономического благоприятствования.

Однако черная спирогира своим духом разложения способна отпугнуть любого инвестора. И ситуация не только не улучшается, а наоборот. В день работы экспедиции в местности, где когда-то действовал детский лагерь, на берегу в изобилии были обнаружены погибшие рыбы подкаменщики и гигантские рачки-акантогаммарусы, значительную часть пляжей покрывали мертвые улитки. Какая-то рыбешка еще трепыхала плавниками в мутной жиже. Но выжить в этом детрите невозможно. По информации Олега Тимошкина, такое многочисленное кладбище рыб и рачков он не видел с 2013 года, когда работы лимнологов в районе Северобайкальска только начинались. И обилие выброшенной на берег спирогиры для июня было также чрезмерным.

– Очевидно, что процесс эвтрофикации на северной оконечности Байкала усугубляется с каждым годом, – грустно резюмирует ученый.

Лимнологи только на небольшом участке собрали около 500 погибших рыб. На момент написания статьи точная причина массовой гибели водных обитателей не была известна. Но на месте работали Северобайкальская межрайонная природоохранная прокуратура, Россельхознадзор и другие службы. Подсчитывается ущерб, нанесенный биологическим ресурсам. Правда, с кого его придется спрашивать?

Городские власти в курсе проблемы и даже готовы объявить мораторий на использование фосфатсодержащих порошков, но сейчас ждут доказательную базу науки по поводу влияния биогенов на спирогиру. А пока же вместе с эко-активистами Северобайкальска они намерены проводить профилактическую работу с населением. По крайней мере, об этом говорил мэр Северобайкальска Олег Котов. Может, толк и будет, только вот этот спирогирный реактор запущен уже на много лет вперед. Видимо, главная цель – не допустить такого же бедствия в других местах Священного моря, по которому в этот сезон будут до конца сентября ходить научно-исследовательские суда Лимнологического института и собирать материал для новых открытий. Пусть, порой и не совсем радостных.