Соболь идет по бросовой цене

Коронавирусная пандемия сыграла злую шутку с соболем. Из-за нее в этом году все мировые аукционы: в Хельсинке, Копенгагене и Петербурге, которые должны были пройти в апреле, отменены, и вся мягкая рухлядь, за которой, не жалея ног, пришлось погоняться по тайге охотнику-промысловику, осталась непроданной. А это по стране не меньше полумиллиона шкурок.

Угроза охотничьему промыслу

– Хотели провести аукционы онлайн, но это невозможно, – рассказал доцент кафедры охотоведения Иркутского аграрного университета Юрий Вашукевич, – Норку так можно купить, она более стандартизирована, а у соболя тысячи вариаций. Покупателю ведь надо пощупать шкурку, подуть на нее, увидеть цвет и густоту подпуши…

Конечно, какая-то часть добытого сбывается. Но цены, по сравнению с прошлыми годами, когда за шкурку давали 4–5 тыс. рублей, упали до предела. Скупщики предлагают 500 рублей за мелкого и тысячу, от силы полторы, за крупного соболя. Это, конечно, грабеж средь бела дня. За всех добытых за сезон охоты соболей охотник выручит не больше 50 тыс. рублей.

Конечно, с точки зрения экономики охотничья отрасль особой роли не играет. В лучшие годы стоимость всего добытого и проданного в стране соболя не превышала 5 млрд рублей. Для бюджета России – это чепуха. Но промысловая охота остается главным подспорьем семей, живущих на 60% территории Иркутской области.

– На днях у нас защищался студент из Якутии, – продолжил Юрий Вашукевич. – Спрашиваю: сколько в вашем районе мужчин-охотников? Говорит: каждый третий. И у нас по северным территориям примерно столько, а в Тофаларии, пожалуй, даже побольше. И все они оказались заложниками ситуации.

В той же Канаде, где охотничье хозяйство – жизнеобеспечивающая отрасль большей части населения, все пушные аукционы находятся под защитой от банкротства. Если охотник не может продать своего бобра, ему государство выплачивает компенсацию. Там понимают, что людей нельзя лишать дохода. Это чревато.

– Якуты это учли и выплачивают охотникам дотации. А мы своих охотников бросаем на произвол судьбы, – считает доцент. – Они держат соболей в холодильнике, не зная: выходить нынче на промысел или нет.

Угроза охотничьему промыслу подбирается и с другой стороны. В последнее время спрос на меховые изделия в мире падает. Защитники дикой природы объявили крестовый поход против соболиных палантинов. Но Россия не поддается чужеземной пропаганде, оставаясь основным потребителем соболиных шкурок. Действует отлаженная схема: охотники добывают, аукционы продают, оптовые покупатели везут приобретенные партии шкурок в Италию, там их за 30 долларов выделывают, шьют различные меховые изделия и везут в Москву и Санкт-Петербург. Вся моржа остается в Италии. Своего производства в России практически нет. Того производства, которое увеличивает стоимость соболя в четыре и более раз.

Лесник охотоведа не заменит

Волнует специалистов Иркутского аграрного университета и отсутствие рачительного хозяина в лесу. Три года назад была ликвидирована областная служба по охране животного мира. Все ее функции передали министерству лесного комплекса. Лесников вдобавок к их обязанностям наделили полномочиями охотинспекторов.

С давних времен, рассказал доцент кафедры охотоведения и биоэкологии Виктор Камбалин, государство брало под защиту лес, но не его обитателей.

– Еще Петр Первый приказывал вешать на деревьях лесную стражу, которая не уберегла казенный лес от порубок. А на зверей правители и не обращали внимания – сибирские зверобои со времен Ермака безмерно добывали копытных, соболя, бобра и всех других. И соболя почти уничтожили. В 1932 году в Катангском районе, сегодня самом соболиным в области, было сдано всего восемь соболей. Пришлось до 1950 года восстанавливать поголовье. Сейчас там добывают более десяти тысяч соболей. А кто восстановил? Лесники? Отнюдь. Охотоведы.

Общее мнение специалистов аграрного университета – необходимо вернуть службе по охране животного мира самостоятельность. Это будет способствовать наведению порядка в лесу.

Здоровье нации

Заветная мечта Виктора Камбалина – создать в области комплексное многоотраслевое предприятие по типу бывших коопзверопромхозов, существовавших в Советском Союзе. Только такое предприятие сегодня может эффективно использовать все лесные ресурсы – от заготовки пушнины до сбора дикоросов. А главное – занять людей, которые сейчас бегут из нищих деревень в города в поисках куска насущного.

Охотничий промысел занимал не больше половины в деятельности коопзверопромхозов, разбросанных по всей области: в Нижнеудинском, Заларинском, Тайшетском, Чунском районах. Остальное – заготовка ореха, ягод, грибов, черемши, папоротника. Особенно налегали на целебные травы: толокнянку, солодку, трутовики… Ну как же, экспортная продукция. Люди на западе заботились о своем здоровье и давно оценили экологически чистые сибирские растения, дающие организму приток свежих сил. Чехи обнаружили какие-то чудодейственные свойства в лисичках, и за ценой на этот гриб не стояли. Южнокорейцы тоннами потребляли чагу, способную укрепить иммунитет и, как они считали, предотвратить онкологию. А сейчас, говорят, ее объявили даже действенным средством от коронавируса.

– Японцы налегали на папоротник, – вспоминает Виктор Камбалин. – Очень его хвалили. Ваш сибирский папоротник, говорили они, одно объедение. Кроме того, они верили, что он способствует выведению радиоактивных нуклидов из организма. А это у них пунктик после Хиросимы.

Идеальный вариант, считает Камбалин, – создать государственное унитарное предприятие. Под его командой была бы сеть филиалов по всей области. Они бы и сосредоточили в своих руках все прежние функции коопзверопромхозов и добавили новые, например, мараловодство.

– Панты маралов – ценнейшее лекарственное сырье, за него большие деньги выручают алтайские мараловоды – уверяет он. – Его та же Южная Корея с руками отхватит. В Туве это давно поняли. В госпредприятие «Туран», где мне довелось побывать, правительство республики вложило около 300 млн рублей. Держат стадо в 500 голов. А с кормами у них хуже, чем у нас. Наши лесные участки, где прошли лесорубы, идеальные выпасы для маралов. Люди будут при деле. Упустим момент – последние жители деревенек убегут в города, спасаясь от безработицы.

Идея хорошая, соглашается Юрий Вашукевич, и не так даже с экономической, как с социальной стороны. Но трудновыполнимая.

– Вы думаете, вас просто так кто-то пустит в лес собирать чагу? Существует сложная система получения разрешительных документов: аукционы, декларации, планы, проекты… Целая песня. Вряд ли кто отважится преодолеть эту полосу препятствий. Я уже предлагал выход: надо сделать охотничьим хозяйствам упрощенный порядок получения разрешения на использование лесных ресурсов. Выделите квоту, и пусть человек этим занимается. Ну и, конечно, просчитать сбыт. В наше время рыночной экономики именно с этого надо начинать.

Можно, конечно, по-прежнему гнать лесные дары на экспорт, увеличивая долголетие японцев до 90 лет. Но лучше оборотиться к внутреннему рынку. Наши соотечественники, по мнению Вашукевича, дозрели до понимания, что одними правительственными мерами продолжительность жизни не поднимешь. Лучший способ – употреблять здоровую, экологически чистую сибирскую пищу и препараты, изготовленные из чистого таежного сырья.

– На растительное сырье, я уверен, будет высокий спрос. И мы не должны остаться в стороне, если действительно печемся о здоровье нации.

Комментарий:

Кузьма АЛДАРОВ, вице-спикер Законодательного Собрания:

– Нынешняя ситуация с соболем, конечно, сложная. Надо искать механизм поддержки охотников, без которой им трудно выжить в это нелегкое время. Раньше, действительно, им на помощь в трудный час приходили коопзверопромхозы, бравшие на себя снабжение провиантом и охотничьими припасами. Я согласен, что подобные структуры надо возрождать, неважно как они будут называться, и оказывать им господдержку в виде субсидий и субвенций. Это реальный выход сохранить население в отдаленных территориях.