Юрий Яшников: Фильм не окупится, но это того стоило

Документальный фильм про становление автогонщика Евгения Лосева, родившегося в пригороде Иркутска, снимали пять лет. И вот наконец состоялась долгожданная премьера. В интервью газете «Областная» продюсер фильма Юрий Яшников рассказал, как шла работа над проектом.

 

 

 

– Фильм снимали пять лет, а в итоге на экране мы видим всего тридцать минут. Почему так мало?

– Пусть лучше зрители упрекают нас в том, что фильм короткий, чем нудный. Могли ли сделать картину длиннее? Да, могли. И материал для этого есть. Если бы у нас стояла задача показать все важное, что происходило с Женей за всю его карьеру, то фильм был бы длинней, но он потерял бы в зрелищности и художественности. Это было бы интересно только тем, кто что-то понимает в дрифте.

 

– Вам лично близка тема дрифта? Изменилось ли отношение к машинам после съемок?

– Есть режиссеры-документалисты, которые специализируются на фильмах о дрифте. Например, красноярский автор Анатолий Зарубин. Есть режиссеры, которые специализируются на фильмах о спорте вообще. Я не отношу себя ни к тем, ни к другим. Никогда не занимался каким-либо спортом профессионально, абсолютно холоден к машинам, мне все равно на чем ездить и что там под капотом. В этом смысле мое отношение к дрифту или спорту после съемок не поменялось. Я просто увидел, насколько люди разные.

 

– Вы ездили с Евгением в одном автомобиле во время дрифт-серий. Не страшно?

– Я ощутил, что такое встать боком на скорости 190 км/час, когда машина летит в бетонную стену. Ощущения непередаваемые, будто находишься на пороге смерти. Доверие к Жене избавило меня от паники. Я же видел, как он раз за разом делает дрифт-трюки. Хотя и у такого мастера случаются аварии, они есть и в фильме, когда речь идет про Новосибирск или Владивосток. Неудачи – тоже важная часть жизни любого спортсмена. Женя учел свои ошибки и снова выехал на трассу. Поэтому он и профессионал своего дела.

 

– Где нашли деньги на съемки?

– Зная, как любят Женю, видя, как за него болеют и как стремительно росло число его подписчиков в социальных сетях, мы были уверены, что наш фильм поддержат ценители его таланта. Но выяснилось, что эта публика не особо горит желанием даже по 100 рублей сбрасываться на фильм о своем герое. Конечно, были и те, кто по 10 тыс. переводил через краудфандинговую платформу. Пусть мы не увидели этих денег, но моральная поддержка для нас тоже была чрезвычайно важна. В итоге по большей части создание фильма профинансировали его продюсеры – Роман Буркало и я. Пришлось вынимать оборотные средства из других проектов, вкладывать их в «Траекторию Лосева». На маркерной доске еще жива схема расходов и наших долгов. Думаю, фильм точно не окупится, но это того стоило.

 

– Зачем снимать фильм, который не принесет прибыли? 

– Не все в жизни делается для получения прибыли. Пусть люди знают, что есть такой парень Евгений Лосев – выдающийся спортсмен, что он из Иркутской области. Чтобы не думали в столичных городах, что у нас в Сибири одни лесорубы и бурильщики нефтяных скважин.

 

 

 

– Снимали ли вы что-то дольше, чем «Траекторию Лосева»?

– Предложение войти в проект про Евгения Лосева поступило мне от Романа Буркало приблизительно через месяц после того, как я начал снимать фильм «Иркутск Ивана Вырыпаева». И вот прошло пять лет, «Траектория Лосева» готова. А с Вырыпаевым будем еще возиться. Так что фильм про Лосева в моей практике далеко не рекордсмен по времени создания.

 

– В фильме звучит ненормативная лексика. Ваше отношение к мату в кино?

– Для меня как режиссера мат в кино – это очень больной вопрос. Я из очень интеллигентной семьи, никогда не слышал, чтобы мой отец как-то выражался. Но в «Траектории Лосева» в некоторых сценах мат звучит, здесь он уместен. Мы ведь показываем жизнь нашего героя, его естественную среду. К сценам фильма, где звучит ненормативная лексика, наша команда предъявляла жесткие требования. Окончательно переживания по поводу мата в фильме ушли после двух обстоятельств. Во-первых, после каждой премьеры в Иркутске ко мне подходили по несколько человек, включая женщин среднего и старшего возраста, которые говорили, что этот фильм нужно показывать подросткам, они находятся в переходном возрасте и ищут себя в этом мире. Во-вторых, когда мой отец сказал: «Сын, ты правильное решение принял, что не убрал мат. Без него было бы хуже».

 

– Во время создания фильма Евгений вмешивался в производство? Ставил какие-то условия, говорил, что снимать, а что нет?

– К счастью, нет. Страшное дело, когда герой начинает указывать съемочной группе, режиссеру, как его надо снять. Это кончится плохо, потому что человек не видит себя со стороны, не знает, какое он производит впечатление. Если герой начнет диктовать свои условия, каким он хочет получиться в кадре, то будет корпоративный рекламный фильм. В таких имиджевых картинах тоже есть правда, но она какая-то другая, у зрителей после просмотра нет чувства сопричастности. Совсем другое дело документальное кино, в нем все честно и правдоподобно, поэтому оно находит отклик у зрителя.

 

– Евгения не смущало присутствие камер вокруг?

– Со свей стороны мы сделали все возможное, чтобы в течение нескольких лет над Женей не довлело присутствие камер вокруг. В кадре по поведению нашего героя даже не скажешь, что его снимают. Операторы организовали что-то вроде партизанского движения. Сцены снимались из таких кустов, ракурсов, прикрытий, что Женя не замечал камер, хотя они были повсюду и всегда. Мы ездили за ним в Красноярск, Кемерово, Владивосток, где-то были по несколько раз, много снимали в Иркутске.

 

– Планируете отправлять фильм на конкурсы?

– Коллеги говорят нам, что фильм мог бы быть тепло воспринят на некоторых фестивалях. Для этого нужно много работы сделать: версию без ненормативной лексики и так далее. Пока у нас сил нет этим заниматься.

 

– Фильм выпущен. Его уже увидел зритель. Для вас тема дрифта теперь закрыта? Или что-то подобное снимете еще?

– Как у режиссера у меня есть желание вернуться к дрифту. Пока это желание фокусируется на совершенно других формах, абсолютно не похожих на фильм «Траектория Лосева». Это максимум, что я могу сказать сейчас по поводу планов. Если проболтаться, можно потерять энергию.