История жизни ученого, изложенная им самим
Вторая половина 19 века, именуется в байкаловедении «польским периодом» в исследования Байкала. В группе сосланных в Сибирь участников второго польского восстания оказалось немало ученых: Черский, Чекановский, Годлевский… Признанным лидером среди них был Бенедикт Дыбовский. О своей жизни и научных изысканиях в сибирской ссылке он поведал в четырех дневниковых книгах. Перевод самой крупной из них осуществил иркутский ученый Аркадий Калихман. «Дневник Дыбовского» был высоко оценен на фестивале «КнигаМарт», став лауреатом конкурса «Лучшая книга года – 2020» в разделе «Лучшее историко-документальное издание».
Сохранить интонацию оригинала
– Для вас, доктора физико-математических наук, это, можно сказать, рискованное вторжение на чужую территорию, населенную биологами, зоологами и прочими натуралистами. Что вас подвигло на перевод? Какие-то польские корни или желание потренироваться в изучении языка?
– Корней не имею. Польша стала первой зарубежной страной, куда я попал в 90-е годы, когда рухнул железный занавес. Но привел меня туда не научный, а спортивный интерес: я принял участие во Вроцлавском марафоне, показав там свой лучший результат. Это страна так бы, наверное, и осталась лишь фактом моей спортивной биографии, если бы на Ольхоне я не познакомился с известным в Польше общественным деятелем Михалом Степниевским. Много говорили о Байкале, который я хорошо изучил в экспедициях за прошедшие полвека. К тому же мы вместе с моим приятелем, директором Байкальского заповедника Василием Сутулой выпустили книгу «Южный Байкал». Естественно, я знал о вкладе поляков в исследовании озера, и предложение Степниевского изложить это на бумаге в виде очерка-путеводителя «Байкал в судьбе поляков» показалось мне заманчивым. Собирая материал, я и натолкнулся на «Дневник доктора Бенедикта Дыбовского с 1862 по 1878 год», изумительно интересную и познавательную книгу, изданную единственный раз во Львове в 1930 году, в год смерти автора. Правда, на польском языке.
– Какие-то попытки перевести «Дневник» уже предпринимались ранее?
– Я обнаружил, что в изданном в 2000 году сборнике известного историка Болислава Шостаковича «Дыбовский» приводится примерно 40 страниц из «Дневника» в переводе Марины Бушман. Учитывая, что в «Дневнике» более 600 страниц, это, конечно, капля в море. Потом мне подсказали, что якобы полный текст переведенной книги хранится в музее Култукской школы. Съездил и убедился, что это те же страницы перевода Марины Яковлевны.
– Вы их включили в свой перевод?
– В переработанном виде. У Дыбовского длинные предложения, на полстраницы, через точку с запятой. Марина разбивала их на 4–5 предложений. Такой подход оправдан, если он не влияет на смыл, но, оказалось, что в половине случаев он не только менял смысл, но искажал интонации и эмоции. Разбивать нельзя. К тому же в текст вкрались кое-какие неточности. Показательно, что отсутствие перевода приводило к ошибкам историков, писавших, будто весь путь на каторгу Дыбовский прошел пешком. Но в действительности до Нижнего Новгорода ссыльные добирались по железной дороге, а дальше, будучи в большинстве своем людьми состоятельными, нанимали на свои деньги телеги, тарантасы, сани.
Измерение «бездонного» озера
– Вы сказали, что малая часть «Дневника» хранится в музее Култукской школы. Почему именно там?
– После двух лет каторги в Забайкалье Дыбовскому был определен Култук местом ссылки. Это отвечало его намерению поближе познакомиться с озером, которое его притягивало как зоолога. Байкал тогда был еще мало исследован. Даже попытки измерить глубину были редкими и неточными. Местные жители уверяли, что оно бездонное. В Култуке он провел два года, сделав свои основные изыскания по фауне Байкала. До него в научном сообществе существовало мнение, что байкальская фауна очень бедна. А он опроверг это заблуждение, открыв и описав неизвестных до этого бокоплавов. Именно он доказал, что голомянка – один из уникальных эндемиков Байкала, которую он называл «моей царицей Байкала» – живородящая рыба. Много времени и усилий он вместе со своим другом Виктором Годлевским посвятил измерениям глубин озера. Причем предпочитал это делать зимой.
– Но зимой ведь сложно: лед, холод, сильные ветра?
– Зато результаты достовернее. Они придумали оригинальный «глубомер», отличающийся особой точностью. Его описание, данное Дыбовским, я привожу в книге. Самая большая трудность – пробивать лунки во льду, достигающем почти метровой толщины. Через каждые сто метров. Когда они решили промерить глубины от Голоустного до Посольска, то есть поперек озера, то наняли местного мужичка недюжинной силы, способного за 20 минут пробить лунку. Правда, у него была одна, но существенная слабость – он был запойный пьяница. Жили они все вместе в специально сконструированном балке, обтянутым войлоком, с печуркой внутри. Он был поставлен на сани и, чтобы не унесло ветром, на ночь его цепляли якорем за одну из лунок. И Дыбовский с большим юмором описывает, как они попеременно караулили всю ночь своего работника, чтобы он не угнал лошадь и не пропил ее в трактире.
Поклонник Дарвина
– Научные интересы Дыбовского сосредоточились только на Байкале или были шире?
– В своем «Дневнике» он посвящает Байкалу лишь пятую часть, остальное – изучение фауны Забайкалья и Дальнего Востока. Тогда ученые придерживались догмы Линнея, что все разновидности животного мира неизменны с момента их создания Господом, и Дарвинскую теорию происхождения видов принимали в штыки, уверяя, что нет разницы между европейскими и сибирскими обитателями животного мира. Дыбовский, будучи убежденным дарвинистом, во время своего пребывания в Даурии собрал богатейшую орнитологическую коллекцию, доказавшую ошибочность взглядов петербургских академиков.
– Фанатик науки?
– Я бы сказал по-другому: он был из породы людей, которых гонит вперед ненасытное любопытство: все увидеть, все узнать. Не было препятствия, способное его остановить. Побывав в первый раз на Дальнем Востоке с отправленной императором экспедицией генерала Сколкова, он был настолько покорен этим краем, что спустя несколько лет добился разрешения предпринять туда самостоятельную поездку. Но власти в Иркутск не дали разрешения двигаться по доступному для лошадей китайскому правобережью Амура. Единственный путь – сплавиться до Амура по Аргуни, которая, как известно, вместе с Шилкой и образует Амур. Но на чем плыть? Ни одной большой лодки в окрестностях. И ни одного дерева, голая степь. Другой бы опустил руки, но только не Дыбовский. Вместе со своим спутником Михаилом Яновским, оказавшимся искусным плотником, они раздобыли несколько бревен, распили их на доски и соорудили лодку, просмолив ее и проконопатив. На ней они доплыли до Благовещенска, а потом и до Хабаровска, преодолев более двух тысяч верст.
– Какими принципами он руководствовался в своей жизни?
– У него было три табу: алкоголь, карты и женщины. Он так и пишет в «Дневнике»: «В первую очередь я старался избавиться от засилья в обществе карточных игр и употребления спиртных напитков». Правда, на табак табу не распространялось, он всю жизнь курил трубку. А что касается женщин, то он не мог их обрекать на скитальческую жизнь ссыльнокаторжного. Вернувшись в Польшу и обретя надежный дом, он женился и воспитал троих детей.
Поездка на край света
– Сколько лет в общей сложности продолжалась ссылка?
– 13 лет. В 1877 году он получил разрешение вернуться на родину. Но еще до отъезда из Иркутска, у него созрел план продолжить свои исследования на Дальнем Востоке. От своей идеи он не отказался и вернувшись в Варшаву. Ему, как он пишет, повезло: освободилось место уездного врача на Камчатке, которое он и принял. Медицина, помимо зоологии, была его вторым увлечением, он получил докторскую степень по хирургии в университете Берлина. И, надо сказать, знания медицины, ему очень пригодились еще во время ссылки. Где бы он ни жил, аборигены, прознав, что он доктор, шли к нему со своими болячками. И хотя он категорически отказывался брать за лечение деньги, снабжали его продуктами, дровами и охотничьими трофеями для пополнения его коллекций.
– И долго продолжалась его пребывание на краю земли?
– Четыре с половиной года. За это время он пять раз верхом и на собаках объехал Камчатку с медицинскими целями, а также для собирания зоологических коллекций. Побывал и на Командорских островах, где предпринял попытку акклиматизации там домашних коз. Вернулся он в Европу пароходом через Суэцкий канал и поселился во Львове, возглавив кафедру Львовского университета. Там и умер в 1930 году на 97-м году жизни. Церковь, не простив ему дарвинистических взглядов, считая их еретическими, отказала ему в погребении на католическом кладбище, и он был похоронен на участке, принадлежавшем «Обществу повстанцев».
– Кто-то помогал вам в издании «Дневников Дыбовского»?
– Первое издание мы с женой, которая принимала участие в составление сборника, осуществили на собственные средства, посвятив его 175-летию Русского географического общества, а второе вышло по инициативе и поддержке Иркутского консульства Республики Польши. Сейчас я работаю над переводом еще одной книги ученого «О Сибири и Камчатке», тоже сделанной в форме дневника и рассказывающей о периоде его пребывания на Камчатке. Она, так же как и «Дневник», читается как приключенческий роман.
