Защитник тайги
В гости к Пермякову меня зазвал мой давний знакомый Виктор Камбалин, преподаватель Иркутского аграрного университета, где они вместе работали на кафедре охотоведения. «Лучшего знатока тайги, чем Борис Георгиевич, не найти, – уверял меня Виктор. – Читать его книги одно удовольствие. Это сплав научной мысли и приключений в духе Фенимора Купера».
Приют ученого и писателя
Нижний Кочергат, затерявшийся между Малым и Большим Голоустным, – поселок с отменной экологией. Не зря известный травник Виктор Телятьев собирал в здешних местах свою целебную аптеку.
Дом Пермякова, напоминающий избушку на курьих ножках, стоит на окраине, окнами в лес. Крохотная кухонька и чуть побольше комната, с притулившимся к окну узким столом, за которым хозяин пишет свои книги.
Аскетизм вынужденный. Дня за три до нынешнего Нового года у Пермякова подскочило давление. Так скрутило, что пластом лежал. Ни фельдшера, ни сотовой связи в Нижнем Кочергате нет, вызвал друга по интернету, тот отвез его в Иркутск. А когда, подлечившись, вернулся, то нашел вместо дома головешки. Соседка, которой он поручил протапливать свое жилище, клялась, что не виновата.
– Вещи ладно, а вот библиотеку жалко, всю жизнь собирал, где-то около десяти тысяч томов. Были редкие издания по экономике: и наши, и зарубежные. Сгорел почти полностью и тираж моей последней книги, который мне как раз перед этим привезли.
Как поминки по погибшему дому, Камбалин привез другу с десяток кедрушек, любимого дерева Пермякова, и высадил на пепелище.
Скатерть-самобранка
Взяться за перо Бориса Георгиевича подтолкнул интерес не к животному миру, как это полагается дипломированному охотоведу, а к растительному. И главным героем его первой книги стал сибирский кедр, который запал ему в душу еще на третьем курсе тогдашнего Иркутского сельхозинститута, когда они с однокурсником проходили практику в Байкальском коопзверопромхозе.
Там он впервые познал и тяжесть шишкобойного промысла, и ценность кедровых орешек, не имеющих соперников по количеству в них масла, – по 60 и более процентов от веса ядра, а в орехах из Тулунской тайги и вообще почти 80. Они и питают, и лечат. Нервы успокаивают, улучшают состав крови, делают организм более устойчивым к радиоактивному излучению. А для соболя, белки и других лесных обитателей, вплоть до медведя, кедрачи – настоящая скатерть-самобранка.
Главный герой его книги «Кедр наш сибирский» – это экономика природопользования. С помощью цифр и расчетов автор яростно защищает кедровые леса от варварского уничтожения, доказывает выгодность комплексного использования природных богатств, призывает возродить бездумно разваленные в 90-е годы коопзверопромхозы, способные наряду с охотничьим промыслом вести заготовку кедрового ореха, ягод, грибов, лекарственных трав.
Именно Борис Георгиевич убедил Юрия Ножикова создать Центр кадастров, который бы занялся оценкой всех ресурсов, принадлежащих Иркутской области, и определять ущерб, наносимый природе. А за ущерб надо платить. Это был новый, незнакомый для России подход, приведший к созданию закона о рентных платежах. Его утвердило Законодательное Собрание Иркутской области, поддержали и другие регионы, но заблокировала Госдума, не дав ему возможности превратиться в федеральный закон.
Но в Приангарье закон работал два года, принося в самые тяжелые годы перестройки до трети доходов в областную казну.
Несбывшаяся мечта
Кроме кедра, у Бориса Георгиевича есть еще одна привязанность – маралы. С ними он впервые столкнулся, делая по просьбе Красноярского потребсоюза проект маральей фермы. За опытом поехал на Алтай, где мараловодство стало семейным делом еще у староверов, бежавших сюда от притеснения властей. На каждом дворе держали по шесть-семь голов. И даже выработали свою технику отлова. Окружали стадо и гнали его в горы. Чем выше, тем глубже снег. Выбившиеся из сил животные просто застревали в нем. Тут их и вязали тепленькими.
Пробыв месяц на Алтае, Пермяков убедился, что маральи фермы – это настоящее Эльдорадо. На одних пантах можно обогатиться, не считая потока больных, готовых платить большие деньги за возможность глотнуть крови при обрезке пантов и подышать целебным паром при их варке.
Спустя несколько лет, после его переезда в Иркутск, знакомый охотовед предложил сделать проект маральника. Пермяков, несмотря на занятость, немедленно согласился. Главным было выбрать походящее место, чтобы была хорошая кормовая база, близкий водопой и неглубокий снег. Такое место нашлось возле Малого Голоустного. Огородили участок, разбили его на загоны, построил три дома: для жилья и производственных нужд, привезли с Алтая 30 маралов. Но вскоре после смены руководства хозяйство развалилось.
Рука Всевышнего
Нижний Кочергат Борис Георгиевич присмотрел для жилья, когда возил студентов на практику. Свел знакомство с Телятьевым. Тот разрешал сажать картошку на своем участке. Картошка здесь отменная. Заболев, Телятьев отписал церкви все свои угодья. По договоренности со священником Пермяков снабжал паству молоком. Еще до недавнего времени держал шесть коров, сам сено для них косил, сам доил.
– Я человек верующий. Просто свою веру особенно не демонстрирую, в душе держу. За полста лет таежной жизни попадал в такие передряги, из которых меня, уверен, смогла вытащить только рука всевышнего, – говорит он.
Один случай особенно памятен. Вместе с товарищем договорились с Шорским промхозом провести охотустройство в верховьях реки Абакан. Добраться туда непросто, нужно пройти несколько серьезных порогов. А по осени, когда вода в реке падает, это особенно сложно. Местные использовали лодки длиной не меньше 12 метров, утверждая, что именно такая длина позволяет оседлать третью волну на порогах, а если короче – попадешь между двумя, и считай кранты тебе.
Но нужной лодки в поселке не оказалось, а ждать было некогда: стояла середина октября, выпал снег, река по берегам уже схватилась ледком. Взяли восьмиметровую, загрузили запасами на три месяца, килограммов 800. Когда подходили к порогам, сверху промчалась, как видение, лодка с двумя мужиками, возвращающимися домой с верховьев, богатых рыбой. Махнули им рукой и вдаль умчали.
На стремнине мотор, захлебываясь от натуги, не вытянул, перегруженная лодка дернулась носом, ее бросило на камни и вмиг переломило пополам. Кое-как сбросив с себя куртку, брюки и резиновые сапоги, Пермяков решил плыть к берегу, но скоро понял: не дотянет. Вернулся к перевернутой лодке, пытаясь на нее забраться. Но днище моментально покрылось ледком, и пальцы скользили. Каким-то отчаянным усилием ему все же удалось оседлать лодку. Вскоре ее вынесло на широкую шиверу, где, нащупав дно, он выбрался на берег. Пока выжимал рубашку и кальсоны, прибежал напарник.
– Ну, думаю, вдвоем будет легче помирать. На спасение даже миллионного шанса нет. Ни спичек у нас, ни сухого белья, ни куска хлеба, а ближайшее село в ста верстах. И вдруг – глазам не верю – снизу несется та лодка с рыбаками, которую мы встретили у порогов. Они, оказалось, решили напоследок еще один заброс сделать, вроде рыба плещется. А вместо рыбы наши вещи плывут. Смекнули, что к чему, прыгнули в лодку и назад. У одного топор, у другого канистра с бензином. Мигом свалили дерево, нарубили дров, плеснули бензина и, оставив нас у костра, кинулись в погоню за нашими шмотками. Главное, кричу, красную канистру не упустите. В ней был спирт. Очень он нас выручил в тот день. Да после такого чуда, уверен, даже заядлый атеист обретет веру.
Изюбрь или медведь?
Как сотрудник Красноярского отделения Всесоюзного НИИ охотничьего хозяйства и звероводства (ВНИИОЗ), а потом, возглавив его Восточно-Сибирский филиал, Пермяков, ведя учет звериного поголовья и оценку производительности охотничьих угодий, исколесил пешком, верхом и на вездеходах всю территорию от Таймыра до Саян, забираясь в самые глухие уголки. Нередко его пути-дороги пересекались и с хозяином тайги. Чаще расходились мирно, но, бывало, приходилось снимать с плеча карабин. Он у него отменного боя – «Лось-4», один из первых в Иркутске. По счастью, уезжая перед пожаром в город, он по какому-то наитию прихватил его с собой.
Последнего своего медведя Борис Григорьевич добыл года три назад, когда ему уже перевалило за 80. В общем-то случайно. Решил он показать своему племяшу Витьке тонкости охоты на реву изюбря. Стояла середина сентября, как раз время гона, когда самцы вызывают друг друга на бой за матку.
Поревели в трубу, а труба у Пермякова отменная, звонкая – в ответ ни звука. Походили с полчаса – тишина. Уже светало. Собрались возвращаться.
– Напоследок решил рявкнуть в трубу. Вдруг видим по лесочку прямиком к нам несется медведь. Видно тоже решил поохотиться на зверя, да обманулся нашей трубой. Медлить было нельзя, если медведь на 20 метров подойдет, от него не уйдешь. Долго бежать он не может, зато силен в броске. Они настолько стремительные, что он способен догнать сохатого и козу. Вот и получилось, что вместо изюбря нам пришлось свежевать медведя.
