Виктор Цибульскас: «СОБРУ исполнилось 30 лет, а как будто это было вчера»
В октябре сотрудники и ветераны специальных отрядов быстрого реагирования Росгвардии отмечают профессиональный праздник, а в следующем году будет еще одна знаменательная дата – 30 лет с момента основания иркутского СОБРа. О борьбе с организованной преступностью, терроризмом, успешно проведенных операциях и спасении сотен жизней мы поговорили с Виктором Цибульскасом – одним из первых командиров СОБРа, ярчайшей личностью в истории регионального милицейского спецназа.
– Виктор Станиславович, в марте следующего года иркутский СОБР отметит 30-летие. Подразделение тогда и сейчас – что-то принципиально поменялось?
– В последние годы стало намного больше бумажной работы и проверяющих. Командиры стонут от постоянного контроля. Они должны проводить занятия с личным составом, обучать бойцов, доводить их навыки до профессионализма, а приходится тратить время на обилие ненужных отчетов, это изматывает.
– Вы возглавляли иркутский СОБР в лихие 90-е, это время называют самым сложным в истории подразделения, так ли это, если учитывать события последних месяцев?
– Нет простых периодов в нашей истории. В 90-е набирала силу организованная преступность: грабежи, разбои, похищения людей, вымогательства, изнасилования… Если кто-то не соглашался работать на условиях бандитов, доходило до убийства. Следует понимать, что представители преступных группировок, это не какая-нибудь шпана а отчаянные и хорошо подготовленные люди, среди них – бойцы армейских спецподразделений, профессиональные спортсмены. Но и мы не из слабого десятка! Отбор в СОБР был очень жесткий, костяк подразделения – сотрудники ОМОН. У всех безупречная репутация, великолепные профессиональные навыки, физические данные.
Работали порой без выходных, действовали четко и слаженно, в наших структурах практически обошлось без потерь. В 1995-м грянула самая настоящая война – чеченская: ожесточенные бои, зачистки, оборона городов… Расслабляться было нельзя ни на секунду: отвлекся – пуля. Ночью зажигалкой чиркнул – выстрел. В командировки в Чеченскую республику мы ездили вплоть до 2020 года. Сейчас СОБР выполняет поставленные задачи на Украине, где все по-новому: другое оружие, другая связь, квадрокоптеры – техника развивается, надо уметь с ней работать. Радует, что взаимодействие между подразделениями значительно улучшилось, но еще не до конца отлажена материально-техническая часть, так скажем, есть проблемы со снабжением.
– Организованная преступность, которая захлестнула страну в 90-е, ушла в прошлое?
– Почему сократили отделения по борьбе с организованной преступностью, для меня до сих пор непонятно. Организованная преступность никуда не делась, она есть, просто перешагнула на другую ступень, проникнув в органы власти, в правоохранительные органы и другие структуры.
– Самые сильные воспоминания о чеченской войне?
– Почти 30 лет прошло, а я помню все, как будто это было вчера. Первое осознание тяжелых потерь. В первой командировке мы потеряли нашего снайпера Валерку Хмылина, он работал как виртуоз, у которого была единственная бесшумная винтовка на всю группировку. В нашу машину на полной скорости влетел армейский БТР. Валерка во время столкновения сильно ударился головой. Мы сразу отправили его в госпиталь. Врачи обнадежили, что через месяц он будет в строю, но, видать, ошибся тот врач с диагнозом, через день, 9 февраля, парень умер. Совсем молодой был Валера – 26 лет, жениться хотел сразу после командировки… Помню, когда мы пришли в госпиталь его забирать, оказалось, что нет при нем ни документов, ни денег. А мы для него приличную сумму собрали на всякий случай. Наш Андрюха Путь как закричит: «Сейчас всех положу!» Сразу все нашлось – и деньги, и документы. По правилам его тело должны были увезти в Ростов на медэкспертизу, а потом уже на родину, но я настоял на том, чтобы Валера полетел домой вместе с нами. В Иркутск как прилетели, первым гроб с Валерой вынесли… Ездили его хоронить в Горную Чую, откуда он родом. Весь поселок вышел Хмылина проводить. И до сих пор каждое 9 февраля собираемся, чтобы почтить его память. И 17 марта тоже встречаемся: в этот день в поселке Комсомольский мы потеряли четырех наших ребят. Помним, не забываем. Пока герои остаются в наших сердцах, они живы!
– Как сохранить и в народе память о героях? Не прервать связь поколений?
– Выступаем перед молодежью: рассказываем про наших товарищей, про их подвиги. Проводим памятные турниры. В честь Валерия Хмыльнина в Иркутской области уже много лет организуем снайперский турнир, который собирает лучших стрелков-спецназовцев со всей России – до 30–40 команд участвовало. Но лучшие снайперы – наши, почти всегда – первые места! В честь другого нашего товарища – Алексея Рыбака, которому посмертно присвоено звание Героя России, названа ежегодная эстафета спецподразделений правоохранительных органов. Его имя носит улица в поселке Луговом под Иркутском. На этой улице постоянно наводим порядок, цветы сажаем, деревья, за мемориалом ухаживаем. Местные жители нам помогают. Многие интересуются, что за парень такой, почему улица названа в его честь. Рассказываем.
– Каким становится человек, прошедший через службу в СОБРе? Делает ли человека война жестким, а может, жестоким?
– Война проверяет человека на прочность, показывает его истинную суть, но не делает жестким, скорее становишься более профессиональным, опытным. Не сталкивался, чтобы у военных появилось какое-то озлобление к людям после таких испытаний.
– Можно ли оставаться милосердным на войне?
– Мы всегда относились с добротой и уважением к мирным людям. Помогали эвакуировать женщин, детей, стариков. Обеспечивали их продуктами, питьем, медикаментами. Никогда не забуду, как одна чеченка, увидев нас, спросила: «А вы кто, ребята?» Объясняю, что мы – спецназ! Вы бы видели, как она изменилась в лице… Говорит: «А нам сказали, если придет спецназ, вам всем уши отрежут, глаза выколют, изнасилуют и убьют». Да, антипропаганда тогда была мощная. Помню, в Моздок ездили на переговорный пункт, где к нам подошли корреспонденты-иностранцы. Спрашивают: «Как можете прокомментировать зверства русских, которые издеваются над чеченским народом?» Мы им начали рассказывать о том, что действительно происходит. Они тут же развернулись и убежали.
– Недавно в стране объявили о частичной мобилизации, и сотни, а может, тысячи россиян призывного возраста сбежали из России. Как считаете, дело в поколении, или так было всегда?
– То, что сейчас происходит, – отголоски кризиса патриотического воспитания, который начался в эпоху перестройки. Советский Союз распался – перестали говорить о подвигах наших солдат, исчезла традиция приглашать в школы ветеранов, то есть их, конечно, зовут, но по праздникам – перед 9 Мая или 23 февраля, и то не всегда и не везде. Молодежь просто не знает о героях прошлого и настоящего – людях, которые, рискуя жизнью, отстояли интересы нашей Родины. А об этом надо знать! Сейчас есть сдвиги в лучшую сторону. Работа по патриотическому воспитанию более-менее активизировалась, стали приглашать в педагоги по ОБЖ бывших военнослужащих.
– Стоит ли осуждать тех, кто бежит от мобилизации?
– Те, кто убежал, – люди, с которыми в разведку идти опасно. Они просто предадут тебя в трудный момент, сдадутся в плен, убегут куда-нибудь… Я не понимаю людей, которые, когда стране тяжело и надо подставить плечо, предают Родину, убегая. Но они, конечно, живя на чужбине, все поймут. Со временем угрызения совести неизбежны, они будут клясть себя за то, что убежали в трудный момент. На опыте проверено…
–Часто проводите встречи со школьниками?
– На днях пригласили в школу № 14 Иркутска, там учатся два моих внука. Вообще у меня 10 внуков. И хочется, чтобы они выросли порядочными людьми, добрыми, отзывчивыми, а не какими-нибудь шалопаями и бездельниками. Когда меня приглашают в школы, университеты, я никогда не отказываюсь, хочу сказать, молодое поколение – не потерянное. У них глаза горят, когда рассказываешь о том, как люди проявляли геройство, спасая других. Задают много вопросов. Часто спрашивают: «Как попасть в СОБР?»
– И что отвечаете?
– Во-первых, надо готовиться физически. Объясняю, какие нормативы надо сдать: сколько раз подтянуться, кросс пробежать, выстоять спарринги… Во-вторых, надо иметь сильный дух. Самое главное – уметь преодолевать любые трудности. Некоторые кандидаты по три-четыре раза сдавали экзамен в СОБР, даже мастера спорта, бывает, не выдерживают той нагрузки. Некоторых за упрямство, за дух берут.
– Одного патриота вам точно удалось воспитать. Ваш сын Александр тоже выбрал службу, служит в уголовном розыске…
– Личный пример – лучший способ воспитания. Думаю, в какой-то степени на Александра повлияло, что я его с одноклассниками брал на учения. Они были у нас в роли «заложников», которых должны были освободить. С детства сын видел, как работают военные, что делают, какие мероприятия проводят.
– Военные рано уходят на пенсию и не всегда этому рады. А какие вы испытали эмоции, когда пришло время оставить службу?
– Было тяжело. Первые два года такая болезненная тоска по службе одолевала. Потом, когда на гражданке нашел нормальную работу, стало полегче. Возглавил службу безопасности коммерческой компании. Проработал там 13 лет, пока не расформировали. Нашу компанию поглотила более крупная. Пришли со своими уставами, порядками. Сократили сразу 180 человек, в том числе и службу безопасности.
– Разговаривала на днях с одним военным в отставке: ходил в военкомат, просился на Украину, но ему отказали из-за возраста – 54 года. Огорчился. У вас не так?
– Так. Я когда провожаю ребят на Украину, думаю: если бы разрешили, без раздумий поехал бы с ними туда, но пока не востребован. Возрастной ценз все-таки имеет значение. Преклоняюсь перед теми, кто сейчас едет в зону спецоперации на Украину – по призыву и добровольно. Честь и хвала этим людям. На таких держится наше государство!