Иркутская пленница

Наталью Варлей, знаменитую «кавказскую пленницу», многое связывает с Иркутском. Актриса снималась в фильмах Леонида Гайдая, играла в пьесе Александра Вампилова. Поэтому и стала таким особенным гостем на праздновании 100-летнего юбилея режиссера любимых фильмов, который прошел в Иркутске 30 января.

Зрителей порадовали ретроспективой фильмов нашего земляка, выставкой «Режиссер Гайдай. Как он это делал?» в Центре современного искусства «Огонь», почетным гостем которого стала внучка юбиляра Ольга Худякова. Потом был грандиозный флешмоб с хороводом вокруг памятника имениннику и знаменитой троице, где участвовали более 400 человек. Финальным мероприятием стал теплый творческий вечер в Иркутской областной филармонии, на котором Наталья Варлей исполняла любимые песни и читала стихи. А накануне она дала интервью.

– Наталья Владимировна, каким вам запомнился Леонид Гайдай?

– Когда снималась, мне было 18 лет, я его боялась. Он мне казался очень строгим, жестким. А сейчас я понимаю, что у него был скрытый юмор. Он был не человек-хохмач, но держал это в себе, не расплескивал. А из актеров это вытаскивал!

– Вы сразу согласились приехать в Иркутск?

– Я очень люблю Иркутск и Байкал, который связан с именем Вампилова и Гайдая, и уже не раз бывала здесь, поэтому сразу согласилась.

–Что вам ближе: цирк, театр или кино?

– В разное разными видами искусства. Сначала был цирк, потом кино, и они шли параллельно. Я поступила в театральный институт, и присоединился театр. Там я тоже продолжала сниматься в кино. Когда я ушла из Театра имени Станиславского, где проработала десять лет, все равно продолжила играть в театре, но уже в антрепризе.

– Правда, что в цирке вы под куполом умудрялись играть на музыкальном инструменте?

– На трех. На концертино, сидя на стульчике, который стоял на двух ножках, на качающейся трапеции. Танцевала с кастаньетами, взбираясь по качающейся лестнице. Потом на трапеции играла на флексатоне. Только скрипка мне не далась, причем на земле я научилась играть, потому что занималась музыкой семь лет. А вот на трапеции она меня не хотела слушаться.

– Но ведь вы боялись высоты?

– Когда репетировала, то боялась, когда выступала – нет. Я, кстати, до сих пор боюсь высоты. Но цирк – это конвейер, приезжаешь на новую площадку и преодолеваешь страх заново.

– Как вы, будучи робким человеком, стали артисткой?

– В цирке эта робость прошла. В училище нас очень часто снимали в кино, и был прекрасный педагог по мастерству актера. Между первым и вторым курсом я уже сыграла главную роль в фильме «Новогодний праздник отца и маленькой дочери» Эльера Ишмухамедова по мотивам рассказа Александра Грина.

– Потом вы из 500 претенденток получили роль Нины в «Кавказской пленнице»?

– Наверное, дело в том, что я была новым лицом и при этом могла выполнять трюки. А может, в том, что у меня были удачные пробы, ведь я не сильно переживала – на «Мосфильм» меня привело любопытство.

– Правда, когда вы узнали, что прошли на роль, то заплакали?

– Да, ведь мне не хотелось расставаться с цирком. Я любила свой номер и была влюблена в молодого человека, который работал со мной в одной программе.

– Говорят, что многие трюки, которые вы выполняли, не вошли в фильм?

– Например, перед прыжком в воду я должна была скакать на ослике и на коне. В картину очень много не вошло, Леонид Иович считал, что нельзя терять ритм. Фильм идет 1 час 20 минут. По нашим меркам – это очень мало. И он снят действительно на одном дыхании. У режиссера в голове уже был свой фильм, и ему хотелось, чтобы он звучал как цельная композиция. Но было очень много творчества. Никулин, Вицин, Моргунов, Этуш, Демьяненко и другие – это совершенно разные краски. Даже те, кто играл маленькие роли, прекрасно владели жанром импровизации в комедии.

– Вы все трюки сами выполняли?

– Выполняла, иногда что-то не получалось. Однажды я чуть не раздавила знаменитую троицу на автомобиле. Машина была старенькая, тормоза не сработали, но она все-таки остановилась. Кстати, водить я тоже научилась на съемочной площадке.

– Сложно было работать с известными артистами?

– Да, когда начались съемки, то поняла, что моя первая реакция – нежелание сниматься, была правильной. Ведь артисты все были именитые, известные, профессиональные. И тут я, которая не то что импровизировать в комедийных сценах не умеет, а боится испортить кадр. Но мы все равно после того, как заканчивались съемки, ехали в номер к Гайдаю и репетировали каждую сцену, пока он не добивался того, что нужно. Но мне повезло, что они были не только прекрасные артисты, но и люди хорошие, которые никак не выдавали своего недовольства, если что-то не получалось. Много подсказывали, помогали.

– Вы ведь снимались еще в одном фильме Леонида Гайдая – в «12 стульях».

– Да, это произошло через много лет. После «Кавказской пленницы» я снялась в «Вии». А потом поступила в Щукинское училище на курс Катина-Ярцева. На первых курсах нам не разрешали сниматься. Потом был фильм «Золото» по роману Полевого, который написал «Повесть о настоящем человеке», и меня отпустили. А «12 стульев» случились уже на четвертом курсе. И партнеры были замечательные.

– Какие эпизоды вам запомнились?

– Все, ведь роль Лизы небольшая. Если вспомнить о неприятном, то это была необходимость по-настоящему ударить по лицу Сергея Филиппова, когда он кричит: «Поедемте в номера!». Я не могла своей тяжелой цирковой рукой ударить по лицу пожилого любимого актера. И Гайдай уже начал на меня орать. Тогда я жахнула: упали очки, поцарапав щеку Сергею Николаевичу, я разрыдалась.

– Каким вам запомнился Александр Вампилов?

– Я познакомилась с ним в последний год его жизни. В апреле 1972 года в Театре имени К.С. Станиславского, куда я пришла после Щукинского училища, ставили «Прощание в июне». На роль Колесова был назначен Эммануил Виторган, я получила главную женскую роль – Тани. Ставил спектакль Александр Товстоногов, сын Георгия Товстоногова. На читку пьесы Вампилов прилетел из Иркутска в Москву. Не могу сказать, что все пришли в восторг, некоторым произведение показалось поверхностным. Но начались репетиции, и стало понятно, что драматургия Вампилова – айсберг, ведь легкость пера и глубина мысли были у него сродни пушкинским. Он был молод и похож на красивого кудрявого японца. Спокойный, интеллигентный, скромный, даже застенчивый.

– Вас ведь хотели снять с роли, а он отстоял?

– Да, я как раз недавно родила старшего сына и еще не вошла в форму, поэтому очень стеснялась и ходила по сцене бочком. В итоге на сдаче худсовет вынес вердикт – Варлей с роли снять, потому что она странно ходит и очень закрепощена. Но Вампилов сказал, что если по «Гамбургскому счету», то персонаж, написанный им, это Таня, сыгранная Наташей Варлей. Да, возможно, она еще не разыгралась, но это стопроцентное попадание. А вот Эммануил Виторган на роль Колесова не подходит. В итоге его заменили на Василия Бочкарева. Кстати, иркутянина.

– То есть Иркутск в вашей жизни так или иначе появлялся?

– Да, Саша Бухаров, который снимался в главной роли в фильме «Волкодав», где я играла Кендарат, тоже окончил Иркутское театральное училище.

– Вы с детства пишете стихи, но что побудило вас поступить в Литературный институт?

– Я пошла туда учиться в 1980-е годы, когда кинематограф перестал снимать хорошее кино. Поняла, что нужно чем-то заполнять вакуум, ведь из театра к этому моменту я ушла, а съемки радости не приносили. Я пошла в штат студии Горького, много занималась, в том числе дубляжем. На втором курсе я родила младшего сына. И это было очень счастливое время! Так я вошла в эту страшную перестройку. Очень рада, что мне не пришлось торговать.

– А кто ваш любимый писатель?

– У меня их много, и я читаю по настроению. Когда-то Леонид Куравлев задал мне этот вопрос. Мне было 18, ему 30. Я ответила, что очень люблю Достоевского и Грина, первого он одобрил, а второго – нет, сказал, что тот обманщик. Когда я повзрослела, поняла, почему он так сказал, ведь не каждая девушка дожидается корабля под алыми парусами. Но сейчас я не могу сказать, что Достоевский мой любимый писатель, хотя раньше я его могла читать в любой ситуации. Наверное, потому, что когда жизнь не очень оптимистичная, хочется чего-то жизнеутверждающего. Правда, считается, что Достоевский – это катарсис и очищение страданием, но, на мой взгляд, в нем есть свет.

– Что вас еще вдохновляет?

– Природа, любовь к детям и животным.