Уходящая натура таежных деревень
Небольшую эвенкийскую деревушку Чинонгу, раскинувшуюся на левом берегу Киренги, можно отыскать разве что на географических атласах с высоким разрешением. Даже на карте Качугского района после Большого Улуна дороги, ведущие к Чинонге, обозначены пунктиром.
Вот на эту «пульсирующую жилку» нанизаны несколько заброшенных или доживающих свой век деревень – Юхта, Шевыкан, Тырка. На первый взгляд, ничем не примечательные селения имеют богатую историю. Проще всего сюда добраться по зимнику, а летом только пешком или на лошади. Однако именно сейчас, в межсезонье, наблюдается всплеск желающих отправиться в глухомань. Повышенное внимание обусловлено немаловажным обстоятельством: пока не вскрылся зимник, мужики спешат на рыбалку за хариусом. Большого улова здесь давно уже никто не обещает, зато дорожные приключения гарантированы всем без исключения. Проверено на себе.
Юхта. Много лет она считалась нежилой, сегодня здесь стоит пара добротных домов – их построили предприниматели из Иркутска, взявшие в аренду бывшие колхозные поля, которые засевают преимущественно овсом. Начиная с глухой осени, сюда выходят пастись дикие козы.
Вокруг тайга давным-давно отдана в аренду частникам. Поэтому периодически машина натыкается на шлагбаумы, рядом с которыми стоят будки с охранниками. Это означает, что находишься на частных угодьях. Новые хозяева пилят лес, бьют зверя, но растворяются в никуда в случае возникновения пожара. Временщики, и этим все сказано.
Через 15 километров от Юхты среди заснеженных болот притих Шевыкан. Село с большой историей интересно мужикам по большей части осенью. На многочисленных озерах встают на крыло утки, охотиться на которых приезжают со всей области. В 2012 году здесь числился один избиратель – ветеран войны, охотник Петр Житов. Ушел Федорович, осиротела деревня. Сегодня уцелевшие дома используются как перевалочные базы. За последнюю пару лет появилось несколько строений, но вряд ли это можно считать возрождением деревни. Не в счет и богатые заимки с камерами видео наблюдения и охраной.
О Шевыкане сегодня редко кто вспоминает. Иногда проскочит в СМИ заметка о каком-нибудь ЧП, и все. Несколько лет назад в полицию Качуга обратился мужчина. Разбирая дедовский дом, он обнаружил тайник, в котором в отличном состоянии сохранились карабин 1934 года выпуска и патроны. Предположительно ствол спрятали в пятидесятых годах прошлого века, когда охотникам запрещали заниматься промыслом, заставляя сеять пшеницу на полях колхоза «Ударный охотник». Несмотря на название, «охотники» корчевали тайгу, сеяли пшеницу и овес. В суровом климате хлеборобы собирали скорее символический урожай зерновых – по 3–4 центнера с гектара. Кстати, этой противоречивой эпохе качугской глубинки посвящен роман «Два счастья» Ирины Маевской. Писательница переименовала Шевыкан в Рябиновую Балку, списав образы своих героев именно с местных жителей. Произведение вышло почти документальным, поэтому не понравилось ни коллегам по цеху, ни партийным функционерам.
ТЫРКА: РОДИНА ПОЧТАЛЬОНА
ХРОМОВА
Километров через пятнадцать от Тырки течет ручей Хаманки, на берегу которого путники в обязательном порядке останавливаются на отдых. Любопытно, что место привала охотники Приленья называют сентухом. Соответственно, термин «сентухнуть» означает сделать короткий привал, а «сентуховать» – остановиться на ночевку. Происхождение загадочного слова по дороге никто из местных объяснить так и не смог.
Через два десятка километров дорога уперлась в речку Тырку, на берегу которой притулилась одноименная деревня. Кроме метеорологов, здесь живут несколько семей эвенков-охотников. Самым известным жителем Тырки является почтальон Андриян Хромов. И хотя много лет он живет в Качуге, малую родину навещал как минимум два раза в месяц, развозя почту по таежным деревням. Навещал потому, что четвертый месяц Андриян находится на пенсии.
В Тырке сохранилась усадьба, в которой он жил с матерью. После школы Андриян мечтал стать врачом, учился в Красноярске, но не заладилась в определенный момент учеба, и в 1992 году пришлось вернуться домой. Выбора особого не было, поэтому решил заняться охотой. Первое время промысел давался невероятно тяжело.
– В лес ходил с Серегой Усовым, он к тому времени пять или шесть сезонов охотился, потом с дядькой, но сам первого соболя добыл только на третью осень, и то почти случайно, – вспоминает Хромов. – Помню, сходил в очередной раз безрезультатно. Домой шел без всякого настроения, обидно было: мужики добывают, а у меня не получается. И вот недалеко от деревни соболь перебежал мне дорогу. До сих пор все помню, как собаки загнали его на кедр, он урчит где-то среди ветвей. Ощущение непередаваемое! Осталось добыть его. Но дерево огромное, про такие кедры говорят: забрось туда медведя – не увидишь, а тут соболь спрятался. Второпях расстрелял все патроны, но попасть не могу. Боеприпасы были в сумах, пристегнутых к седлу, но до коня идти далеко. Я развел костер, думал, выгоню соболя дымом – бесполезно. Стало смеркаться, времени в обрез. Привязал одну собачку возле дерева, другая бегала вокруг. Я чуть ли не галопом до коня. Предстояло перезарядить патроны, кое-как шесть штук подготовил, но нечем было пыжевать, тогда вспомнил, что предки иногда вместо пыжа использовали сухой мох. Надрал его со старой ели и бегом назад к кедру, постучал топором, соболь урчит. Четыре патрона выстрелил, сбить зверя не могу. Осталось два патрона, и вот тут я взмолился: «Господи, помоги беспутому (непутевому – авт.) охотнику! Дай ему фарта!» Пятый раз выстрелил, смотрю, соболь падает.
Эту и другие истории Хромов записывает в свой таежный журнал из школьных тетрадей, который так и называется «Моя охота».
Впрочем, случались у Андрияна и более серьезные встречи со зверем. Однажды медведь едва не задрал его вместе с матерью в родном доме. В то лето несостоявшийся медик только вернулся в Тырку, не имея даже мало-мальского ружья.
– Мама замесила тесто, а я в прихожей сети перебирал. Охотиться еще не умел, но рыбу ловил. Было тихо, и вдруг из-за двери послышался странный звук, мы решили, что бык чешет свой бок о стенку. Я вышел, хотел прогнать скотину, а он как дохнет «перегаром» – медведь! Они жрут все подряд, в том числе падаль, поэтому жутко воняют. Я заскочил в дом, накинул крючок, кричу: «Мама, медведь!» А что она наденет? Не помню, как через окно выскочил на улицу, побежал по деревне звать мужиков. Но как это обычно бывает в охотничьей деревне – побежали за ружьями, но патронов сразу не нашли. Мама выскочила в окно, когда медведь оказался на пороге. Зверь съел тесто, сахар, варенье. В итоге его в доме и застрелили. Как потом выяснилось, выиграть время помогла телогрейка, которой была обита дверь.
За многолетнюю эпопею почтальону много раз приходилось сталкиваться с разным зверьем. Два года назад, например, на его пути оказалась стая волков. Октябрь – межсезонье, слякоть – самое неудобное время для доставки почты. На уазике дальше Юхты уже не сунешься, а своего верного коня по кличке Пятак тогда поймать не смог. Отправился пешком. В таких ситуациях таежники говорят «встал на хода» – значит, отправился без промедления по заданному маршруту. В данном случае это более семидесяти километров в одну сторону. На обратном пути с ночевками дошел уже до Юхты. До Большого Улуна оставался один марш-бросок, поэтому выдвинулся рано.
– Утро выдалось туманным. Вокруг тишина. Иду и слышу – вроде польник (тетерев – авт.) гулькает. Первая мысль: хорошая птичка – может, добыть удастся. Сошел с дороги, но птицы не обнаружил. Постоял-постоял и вернулся на дорогу. Собака моя было ринулась в кусты, но тут же вернулась. Незадолго до этого мужики видели кабанов, и я решил, что кобель вепря избегает. Неприятный холодок пробежал по спине. Осмотрелся – некуда забраться, деревьев больших нет, сплошной кустарник. Еще тревожнее стало, когда пес стал прижиматься к ногам. Глаза поднимаю – два волка стоят метрах в семидесяти от меня. Мгновение назад их не было, и вот, будто выросли из-под земли. Только я вскинул ружье – они тут же исчезли в кустах. Голову поворачиваю, левее еще один волк стоит и смотрит так недоуменно – прикидывая, кто из нас с кобелем ему по зубам.
Не дав зверю возможности определиться с выбором, Хромов выстрелил, а спустя полтора часа продолжил путь уже с волчьей шкурой на ремне.
Работа таежного почтальона – сплошные приключения. Прошлой осенью Андриян едва не лишился коня. Но в этот раз под седлом был не его верный Пятак, а Казбек, арендованный в Большом Улуне. По закону жанра конь застрял в самое неподходящее время, в самый неподходящий момент, когда казалось, что все коварные места позади. И хотя подобные происшествия случались неоднократно, единого рецепта по вызволению животного из трясины нет. Чтобы появилась хоть какая-то точка опоры, Хромов запихнул под копыта кошму, плащ, потом срубил жерди – ваги, пытаясь ими раскачать коня. Пришлось даже укоротить ему хвост, который, бывает, мешает выбраться из болота. Нехитрый прием неоднократно помогал, но не на этот раз.Через несколько часов конь перестал брыкаться, окончательно выбившись из сил. Охотничья собачка запрыгнула на спину, потрепала за ухо, но конь не реагировал, вероятно, смирившись со своей судьбой. Ближе всего от места ЧП находилась Тырка, пришлось идти за помощью. Пока народ собирался, искали топливо для квадроцикла и бензопилы, наступила ночь. В итоге в операции по вызволению несчастного животного в той или иной мере приняли участие Сергей Усов, Александр Монастырев, Владимир Коджаев, Александр Бутенко, Роза Качкинбаева. Ночью сильно приморозило, и большинство полагало, что конь не перенесет холодной грязевой ванны. А Казбек, услышав шум, завертел головой – живой! Спустя минут сорок бедолагу удалось вызволить. Почти до Шевыкана Хромов вел его, держа за повод, только потом оседлал.
ПОСЛЕДНИЕ ИЗ ТУНГУСОВ
Следующее звено в таежной цепочке – деревня Чинонга, до которой от Тырки 17 километров, и по зимнику на уазике это расстояние преодолевается очень быстро.
На берегу Киренги в эти дни необычно оживленно. Соотношение рыбаков на реке примерно шесть к одному не в пользу местных. Пришлых выдают экипировка, разноцветные стульчики и карематы. Для бдения на льду эвенки обычно используют небольшие шкуры, на которых сидят или лежат возле лунок, высматривая в воде рыбу, чтобы подсунуть ей крючок. Пойманного хариуса рыбаки условно делят на три категории – трофейный, сковородочный и гостевой. Более-менее крупного жарят, солят сами, мелким угощают. Трофейные экземпляры начнут попадаться к концу апреля.
Зимой в Чинонге оставалось не более пяти человек. Пенсионеры уезжали, чтобы переждать холода в Качуге. Коренное население тает на глазах. Давно ушла из жизни последний фельдшер Александра Сафонова, баба Шура. Уехала в Качуг, или даже в Иркутск, последний продавец местного магазина Евдокия Монастырева. Не удалось пообщаться с почтальоном Вадимом Скорняковым, предшественником Андрияна Хромова. Вадим более тридцати лет возил в тайгу не только письма и газеты, но и банки с кинофильмами. Оказалось, что Вадим умер в прошлом году. Последний ученик таежной деревни Ваня Сафонов уехал учиться в город, собирается на практику на Камчатку, заглянул на родину лишь на несколько дней. Про возвращение многозначительно молчит. В 2028 году Чинонге исполнится сто лет. Но вот вопрос: доживет ли кто-нибудь из коренного населения до векового юбилея? Пока что статистика противится положительному ответу. В 2006 году в Чинонге проживало 56 человек, через четыре года их осталось 29. Сегодня вместе с теми, кто прописан, но не живет – не более 12 человек…
