Научная школа Виктора Дятлова

Коренной сибиряк – родился в селе Голуметь – Виктор Иннокентьевич окончил исторический факультет Иркутского госуниверситета. Еще студентом его привлекли Восток, Египет и арабский язык. Окончив аспирантуру Института стран Азии и Африки при МГУ, Дятлов в 1977 году защитил кандидатскую диссертацию «Национальная, иностранная и инонациональная буржуазия в Египте накануне революции 1952 года».

Со временем фокус научной деятельности изменился. Тема докторской диссертации Виктора Дятлова – «Торговые меньшинства стран Арабского Востока и тропической Африки». Предметом изучения стал процесс миграции и связанные с этим изменения в экономике, культуре и быте принимающего общества. Из многочисленных учеников и коллег Виктора Дятлова со временем сформировалось то, что принято называть научной школой, Иркутск стал признанным центром изучения миграционных процессов. Накануне юбилея главный редактор «Областной» Дмитрий Люстрицкий побеседовал с Виктором Иннокентьевичем Дятловым.

– В прошлом году председатель Банка России Эльвира Набиуллина в ходе выступления в Госдуме назвала дефицит рабочей силы главной проблемой российской экономики. Спасут ли нашу экономику мигранты?

– Россия включилась в общемировой миграционный процесс, и в этом смысле мы мало отличаемся от остального человечества. Мир разделился на страны, в которых уже произошел демографический переход, и те, в которых он еще только происходит.

Человечество в XX веке научилось более или менее успешно бороться с голодом, болезнями и высокой смертностью. Продолжительность жизни увеличилась, а смертность, наоборот, сократилась. В экономически развитых странах начала снижаться рождаемость, что привело к сокращению численности населения. В менее развитых странах снижение рождаемости запаздывает, и это приводит к демографическому взрыву. Это главная причина происходящих миграционных процессов, которые коснулись всех – Франции, Германии, Великобритании и, разумеется, России.

Конечно, своя болячка болит больнее, но все-таки то, что сегодня политики называют «вымиранием России», строго говоря, вполне естественная вещь. Если нормой становится семья, в которой один, редко два ребенка, если население уменьшается и стареет, появляется нехватка рабочей силы. И то, что иностранцы стремятся приехать работать в более развитые страны, это не эксцесс, это закономерность.

В России сегодня гигантский дефицит рабочей силы. В прошлом году безработица составила 2,9%, это рекордный минимум с 1991 года, проще говоря, с того момента, когда данный показатель стали нормально измерять. Для рынка труда это нехорошо, значит есть огромное количество незакрытых вакансий. Насколько здесь поможет внешняя миграция? Если на рынке нужны IT-шники, а приезжают дворники и строители, то миграция этот дефицит заменить не может. Нужно создавать такие условия, чтобы к нам приезжали высококлассные специалисты.

– То есть миграция – это тоже рынок? Рынок рабочей силы, рынок трудовых ресурсов?

– Конечно. Например, Узбекистан – мощный поставщик трудовых мигрантов. Но за его рабочую силу борются не только Россия, но и Казахстан, который сейчас переживает бурный экономический рост, и Турция, и даже Южная Корея. У России есть плюсы: страна для узбеков привычная, во многом культурно близкая, есть отлаженная инфраструктура и неформальные связи. Кто-то к нам все равно будет приезжать, но специалист с высокой квалификацией уже может выбирать. И мы уже не привилегированный покупатель, а лишь один из возможных.

Очень показателен в этом отношении Китай. Совсем недавно, двадцать лет назад, казалось, что это просто неисчерпаемый источник рабочей силы. Но Китай развивается, там тоже происходит демографический переход, и население впервые уменьшилось ненамного по китайским масштабам, но уменьшилось. Там уже есть свой средний класс, зарплаты при нынешнем курсе рубля сопоставимые. Зачем рабочему ехать в чужую страну, если он на стройке в Маньчжурии заработает примерно столько же?

– Получается, что китайский мигрант как вечный жупел политиков-ксенофобов остался в прошлом?

– Восприятие китайцев россиянами сильно менялось: от «великой дружбы» середины XX века к открытой конфронтации 70-х и 80-х, от «младшего брата» к коварному врагу. И только в 90-е китайский торговец, обитатель «шанхайки» стал привычной и значимой часть общества. Их особенно никто не любил, но это неопасно, привычно и полезно. И вдруг в России массово появляется китайский турист. Буквально за несколько лет поменялся статус: «шанхайка» была где-то внизу, а теперь китайцы смотрят на местных сверху вниз. Это люди с деньгами, которые покупают luxury и ни в чем себе не отказывают, теперь уже нам нужно улыбаться и кланяться. И экономический разворот в сторону Китая эту ситуацию только усугубляет, теперь мы в этих отношениях являемся «младшим братом». И не нужно удивляться, что для какой-то части населения это будет психологически сложная, травматичная перемена.

– Осознание того, что экономике нужны рабочие руки, снимает у общества страх по отношению к иностранным рабочим?

– Думаю, это не снимает проблему мигрантофобии в целом. Высокая тревожность общества, психология осажденной крепости всегда работает на усиление ксенофобских настроений. Другое дело, что сейчас на любую попытку развязать конкретно антикитайскую истерию власть отреагирует быстрее и жестче. Но такие вещи сложно контролировать полностью, в сети интернет выпадов против мигрантов очень много.

– Во всем мире сейчас кипят страсти вокруг мигрантов. Какие-то невероятные баталии с арабским населением пригородов происходят во Франции, Техас строит стену на границе с Мексикой… Что делать России?

– Несмотря на то что миграционные процессы происходят по более-менее понятным причинам и подчиняются определенным закономерностям, каждая страна вырабатывает свои практики решения этой проблемы, и практики эти невероятно разнообразны.

Нужны программы интеграции в общество, обучение русскому языку. У нас пока что это реализуется не очень здорово. Например, ввели государственные экзамены по русскому языку, истории России и законодательству РФ для трудовых мигрантов. Плохо, что уравняли разрешение на работу, вид на жительство и получение гражданства. А ведь это совершенно разные уровни интеграции в общество. Получение гражданства России – это серьезный шаг, здесь нужно и обучение, и поддержка социальная. А зачем человеку, который приехал год-два отработать на стройке, сдавать российскую историю? Как вы думаете, он будет сдавать этот экзамен, или работодатель, которому эта сотня-другая работяг уже завтра нужна на объекте, постарается «порешать» вопросы? Мы создаем потенциально коррупционную ситуацию, а потом будем удивляться, что «ничего не делается!».

Тех, кто приезжает надолго, нужно учить. Кто-то говорит – зачем тратить на эти цели деньги налогоплательщиков, мы и так даем вид на жительство, мигрант должен сам оплатить обучение. Но это не просто трата денег, это инвестиции в спокойную жизнь наших детей. Они окупятся, потому что чем лучше адаптируются мигранты, тем быстрее их дети станут полноценными членами нашего общества, тем спокойнее будет на наших улицах.

Пока же эту проблему полностью перекинули на среднюю школу, на образование. Сейчас в класс приходят дети, которые иногда просто не знают русского языка. Учителю сложно, ребенку невероятно сложно, с обеих сторон негатив, который закономерно потом выливается в агрессию. Обучение детей мигрантов должно быть грамотно встроено в государственную систему образования.

Но начинать надо, пожалуй, с понимания на всех уровнях – на уровне личной картины мира, на уровне муниципального управления и на уровне государственной политики, что мигранты никуда не денутся, они неотъемлемая часть нашей жизни. И если мы хотим, чтобы нам было комфортно, значит нужно работать над тем, как встроить мигранта в российскую жизнь.