Константин Райкин. Своим голосом

Последний раз труппа приезжала в наш город в 2011 году. В этот раз выступление театра состоялось в рамках программы «Большие гастроли». На сцене Иркутского академического драматического театра им. Н.П. Охлопкова зрители увидели две постановки: «Шутники» по пьесе Александра Островского и авторскую программу «Константин Райкин. Своим голосом», где прозвучали стихи Александра Пушкина и Давида Самойлова, воспоминания и свободные экскурсы о судьбе, об искусстве, о времени. Этот монолог сам народный артист России, художественный руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин определяет как «спектакль своей жизни». Во время гастролей он встретился с журналистами.

– Константин Аркадьевич, вы очень часто ставите Островского, а современная драматургия вас интересует?

– Появляются достойные современные авторы. Мы проводим иногда встречи с отечественными драматургами. Я руковожу Высшей школой сценических искусств, где есть факультет театральных критиков и менеджеров. Возглавляют факультет два высокопрофессиональных театроведа Павел Руднев и Айдар Женайдеров. Они выпускают не только театральных менеджеров, но и драматургов. Это наш эксперимент с будущими театральными драматургами, критиками, творцами театральных фестивалей. Таким образом мы узнаем очень много из того, что взрослый театр должен знать про современную драматургию. Со многими авторами мы там контактируем, дружим, читаем, отбираем, у нас довольно большая практика в постановке этих пьес. Однако смотря что считать современной драматургией.

– А что вы вкладываете в понятие «современная драматургия»?

– Я бы разделил современную драматургию на несколько временных периодов. Считаю современной и советскую драматургию. Например, в Иркутске есть ваш великий Александр Вампилов – настоящий классик современной драматургии. Одна из драгоценностей моей жизни в том, что я был с ним хорошо знаком. Я тогда еще работал в театре «Современник», и мы репетировали сразу две его пьесы. Помню, мы уезжали на очередные гастроли в Ленинград, и Саша нас провожал на перроне. Он подходил к Валере Фокину и спрашивал: «Валер, ну что там с «Анекдотами»?». Имея в виду «Провинциальные анекдоты». Но тогда Валера был весь в каком-то очередном своем спектакле и отвечал: «Саш, да подожди, все будет нормально у тебя с «Анекдотами»!». И вдруг через некоторое время мы узнаем, что он утонул. Вот как бывает. Словом, с любимыми не расставайтесь!

А мы в это же время с Олегом Табаковым репетировали «Старшего сына». И все это не разрешали! Все эти великие пьесы, которые сейчас изучают во всех театральных институтах, тогда были запрещены. И замечательный спектакль «Провинциальный анекдот» мы сдавали восемь раз. Восемь раз! Но пройдя эти восемь сдач, мы его играли потом много лет с огромным успехом. Школа драматургии Вампилова – очень серьезная не только для современных авторов, но и для режиссеров. Потому что он невероятно коварный драматург! Пьесы вроде бы очень понятны в разборе, но почти никогда не получается, ни у кого!

– А какая у вас была роль в «Старшем сыне»?

– Я репетировал Васеньку. Вампилов – это великий драматург! Выше я не знаю из тех, кто писал в последнее время советского периода. А пьеса «Старший сын» – это библейский сюжет. На первый взгляд кажется, что это такая житейская история, но это великая пьеса. Совершенная, с замечательными линиями, актерскими ролями, собирательными образами.

– Расскажите о постановке «Шутники», которую вы привезли в Иркутск.

– Эту пьесу я давно заприметил. Вообще мне кажется, что Александр Островский – это лучший драматург из писавших на русском языке. Выше него я никого не вижу. При том, что есть, конечно, и Чехов, и Пушкин, и Гоголь. Но Островский лучше всех знал законы театра, потому что помимо того, что он грандиозного таланта и мастерства драматург, он выражал свое отношение к миру и к жизни только через театр. Наши другие великие писатели создавали повести, рассказы и так далее. А Островский высказывался только через пьесы и знал законы театра как никто другой. Он знал психологию зрителя, как сделать так, чтобы он затих, испугался, потом вдруг расплакался и умилился. И как создать сказку, ведь Островский – великий сказочник! Он только называл свои пьесы комедиями, но на самом деле это сказки, потому что он создает в них нравственную композицию, в которой всегда побеждает справедливость и добро. А это почти нереально! Но он умел сделать так, что ты в это веришь.

Кстати, сам Александр Николаевич считал, что именно пьеса «Шутники» должна идти в репертуаре любого русского театра. Он к ней относился очень сердечно и считал ее своим настоящим творческим достижением.

– Когда вы открыли для себя Островского?

– Долгое время я, как и многие другие, не чувствовал Островского. Я думал – какой-то он старообразный, какие-то завитушки, так сейчас люди не говорят. Пока однажды не увидел два спектакля. Сначала в Театре Вахтангова «Без вины и виноваты», который поставил Петр Наумович Фоменко. Хотя до этого мне не нравились постановки этого театра, при том, что я учился в Щукинском институте. Там, конечно, играли большие артисты, но спектаклей великих до поры до времени не было. И это была первая постановка, которая меня потрясла. Там все главные корифеи этого театра играли свои лучшие роли! Я никогда до этого не видел их в таком живом качестве и вдруг понял, что это история про нас. Не про старинную какую-то жизнь, а просто про нас. Потом я посмотрел «Волки и овцы» Петра Фоменко уже в ГИТИСе, где играли ученики его курса. Это был второй нокаут. И у меня тогда начался «запой Островским». Я захотел играть в его пьесах и сам ставить, тогда и начал студентов погружать в Островского. И до сих пор это делаю, потому что это огромная школа и для актеров, и для режиссеров – проверить себя на настоящую мускулистую драматургию, где все время что-то происходит, где возникают мощнейшие столкновения, страсти кипят!

– Как Островскому удавалось создавать таких «объемных» персонажей?

– Тут все очень интересно, ведь Островский был человек определенных социальных убеждений, но его талант был выше. Поэтому даже когда он хочет кого-то обличить, то пишет его таким объемным, что неизвестно еще за кем правда. Например, в «Доходном месте», которое, кстати, было запрещено в советское время, есть персонажи: Кукушкина, Юсов, Вышневский – представители мещанской коррумпированной среды. Но у них такая житейская правда, что они с их неправедной философией рождают симпатию и восторг зрительного зала. У него нет плоских персонажей. Любой неправедный персонаж у Островского право на существование имеет! Поэтому любая его отрицательная роль – огромный подарок артисту. За этим такая интересная судьба, жизнь, социальная правда, что играть одно удовольствие!

– «Шутники» – довольно ироничная интерпретация Островского. Вы сами как к этому относитесь?

– В этой пьесе есть одна странная сцена московской ярмарки, где много персонажей, которые ни до этого, ни после не встречаются. Это какие-то драматургические эксперименты Островского. И в процессе репетиций родилось такое предложение – пусть среди этих персонажей будут герои других его произведений. Вот так решил наш режиссер Евгений Жозефович Марчелли. А по поводу того, как я к этому отношусь, могу сказать, что когда играю в спектакле какого-то мастера, я – самый послушный артист. Я не выражаю своих режиссерско-худруковских оценок, а изначально доверяю ему, иду за ним как послушный солдат. Как он сказал, так я и делаю. Поэтому изнутри спектакля я никак к этому не отношусь.

– Говорят, в вашем персонаже Оброшенове есть отсылка к Чарли Чаплину?

– Да, там и Майклу Джексону есть отсылки. Но, к сожалению, я сейчас в плохом физическом состоянии, поэтому это немного не те отсылки, о каких вам могло подуматься. Вообще быть артистом, на мой взгляд, это дело молодых, и есть только небольшое количество старых артистов, которые еще стараются. Вот я к этой группе отношусь. Хотя я очень трезво себя оцениваю, и режиссерам, которые к нам приходят, я не советую меня занимать. Ведь артист – это такое существо, у которого не должно быть проблем встать, сесть, побежать, забраться куда-то, спрыгнуть. Это должен быть тренированный, сильный, упругий, умелый человек. Я уже, к сожалению, не так упруг и безотказен, как раньше. Поэтому, если там и есть отсылки к Чарли Чаплину, то к тому, который жил перед смертью в Швейцарии.