Игорь Бутман: Сцена – это как алтарь
Почему музыка под открытым небом звучит лучше, чем в концертном зале? Как политические события влияют на джазовый репертуар, думают ли исполнители о публике во время концерта? На эти и другие вопросы ответил знаменитый саксофонист, народный артист России Игорь Бутман во время открытой творческой встречи на фестивале «Ангара-Джаз».
Каждый листочек отражает звук
– Игорь Михайлович, музыка под открытым небом звучит ничуть не хуже, чем в классическом концертном зале. В чем секрет?
– Когда строят концертные залы, конечно, вызывают специалистов по акустике. Они ищут различные решения для создания качественной акустики. А здесь природа уже сама нашла все необходимые материалы, и даже колонки, которые используются для усиления, не портят звучание, потому что здесь естественная акустика, которая в нужной мере и поглощает звук, и отражает. Есть нужное эхо. Каждый листочек на дереве по-своему отражает звук. И то, что река рядом, положительно сказывается: по воде звук вообще идет отлично. Единственная проблема, которая может случиться, когда играешь на открытом воздухе, – дождь. А так все концерты на природе звучат лучше, причем даже симфонические концерты звучат лучше.
Голос моего папы счастливый
– 2024 год объявлен Годом семьи. Какие в вашей семье есть традиции, возможно, связанные с музыкой?
– В нашей семье все хорошо пели, в том числе мой отец, который работал инженером, но по вечерам пел на свадьбах. И знаете, практически все свадьбы прошли удачно, пары долго жили вместе. Голос моего папы – счастливый. Дедушка был регентом хора, окончил консерваторию. Жена – оперная певица, окончила Челябинскую консерваторию. В общем семейное пение у нас на первом месте. Мы поем самые разные песни: джазовые, наши русские замечательные, советские, романсы…
– Какие джазовые музыканты оказали на вас самое большое влияние?
– Мне повезло с наставником, первым педагогом был выдающийся джазовый альт-саксофонист, аранжировщик и композитор Геннадий Гольштейн, я с ним познакомился в 60-е годы. Именно он повлиял на меня главным образом. Также Давид Голощекин, у которого я потом работал, – невероятная личность и мой учитель. Конечно, среди тех, кто многому меня научил, – Николай Левиновский. Имен на самом деле много.
Не жалею, что выбрал музыку
– Не жалеете, что выбрали творчество, а не техническую специальность, как ваш отец, который был инженером?
– У меня с математикой и физикой в школе было неплохо, но нет, конечно, я не жалею, что выбрал музыку. Бывает, человеку везет найти ту страсть, которой он посвятит всю жизнь, и я ее нашел. Есть люди очень музыкально одаренные, но они не идут в музыку, у них просто нет страсти к этому.
– Когда вы исполняете на саксофоне джазовые композиции, думаете о зрителе? Или уходите в сферу музыки и отрываетесь от зала?
– Мы чувствуем людей. Когда публика подготовленная, знакомая с нашим творчеством, есть радостное настроение, взаимопонимание, тогда играть сразу легче. Но иногда бывает сложно. Помню, играли в Костроме концерт с музыкантами из Ярославля, 1996 год. Публика так холодно реагировала, зрители хлопали еле-еле. Я что только не придумывал, чуть ли не на голову вставал, чего только не играл, даже «Мурку». А после антракта что-то произошло с залом. Мы вышли на сцену с ощущением, что все перевернулось. Зрители аплодировали, кричали «Браво!». Поэтому, конечно, ты должен чувствовать публику, ты должен играть для публики. Сцена – это как алтарь… Когда выходишь к зрителю, должен дать людям те эмоции, за которыми они пришли.
– Отразились ли сегодняшние политические события на идеологии произведений, выборе репертуара, концертной деятельности?
– Какие-то вещи на английском языке сегодня вызывают у некоторых людей антипатию. Недавно завершили в Крыму на площадке «Таврида» авторскую программу. В конце был гала-концерт, который готовили молодые джазовые музыканты. Примечательно, что не было спето ни одной песни на английском, хотя можно было петь на любом языке: ни я как руководитель, ни продюсер, никто другой исполнителей не ограничивал в этом. Мы услышали оригинальные авторские композиции, были какие-то обработки отечественных песен – и новых, и старых, и все это звучало очень свежо. И этот факт какого-то неприятия – «нет английскому языку» – в каком-то смысле, мне кажется, сослужил большую службу для российского джаза, который не менее интересен, чем мировой джаз, и интерес к нему зрительский только растет. Качество нашего джаза стало лучше. Конечно, события, происходящие сейчас в мире, на нас влияют, но творческий процесс не останавливается ни на секунду. Проводим очень много джазовых фестивалей по всей России. Возьмем «Ангара-Джаз» – он абсолютно сопоставим с аналогичными фестивалями мира, с лучшими фестивалями. Мы уже являемся законодателями мод в джазе, отстаиваем свою идентичность, суверенитет, свои права.
Раньше никогда не слышал про «Тальцы»
– Как возникла идея фестиваля «Ангара-Джаз»? И планируете ли поддержать проект в дальнейшем?
– Молодежный джаз-фестиваль – это инициатива губернатора Игоря Кобзева. Он предложил съездить в «Тальцы», сказал, что это самое лучшее место для летнего фестиваля. Знаете, я столько раз был в Иркутске, но никогда не слышал про «Тальцы», и когда увидел место, был поражен, насколько оно чудесное. В следующем году планируем провести «Ангара-Джаз» снова, и он будет уже четырехдневным. Все пройдет здесь же: и музей, и Ангара, и музыка, и встречи. Думаем пригласить Ларису Долину. Зритель хочет ее слышать, позовем и зарубежных гостей. В дальнейшем все зависит от наших общих усилий. Ценно, что фестиваль поддерживает правительство и министерство культуры РФ, а также Президентский фонд культурных инициатив. У нас есть партнеры. И в следующем году их будет больше. Уже сейчас звонят некоторые компании, которые хотели бы участвовать каким-то образом в фестивале.
